Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - Николай Николаевич Колодин

никто не хочет. И здоровенный мужик уже не может уснуть без снотворного! И руки начинают дрожать, и голос дребезжать, и слеза накатывать!

Однако в мае 1995 года Дзержинский районный суд постановил впредь до разрешения конфликта с В.Н.Юдаковым «запретить АО «Автодизель» распределение 3-комнатных квартир, поступающих для заселения, а администрации Дзержинского района выдавать ордера на все З-комнатные квартиры, заселяемые по решению администрации и профкома АО «Автодизель»!

Только после этого зашевелились. Но как? Владимиру потихоньку предлагали забрать из суда заявление, чтобы сняли запрет на операции с квартирами. Мы, мол, «двушку» какую-нибудь подберем. Да разве же мог он поверить их словам после всего случившегося? Он помнил: слово-то чье? Хозяйское.

Обо всем этом я написал тогда и помог ему победить в нечистой игре начальников. Квартиру он получил, но жить в ней не смог: слишком дорогой ценой досталась, слишком тяжелы воспоминания. Живет в ней сын с семьей, а сам Владимир – в частном тещином доме без удобств. Но с огородом!

Тогда-то со всеми тремя Юдаковыми мы встретились: они заявились, чтобы поблагодарить и совместно отметить успех.

Шестом по окнам

Квартиру №31 занимала семья Глазовых. Глава семьи – трудяга редкостный, на любую просьбу о помощи откликавшийся без раздумий, тащил тяжкий воз семейной жизни на себе безропотно и безответно со стороны остальных членов семьи. Его даже одеть более или менее прилично никто в той семье не озадачивался. Все знали, что женщины комплекта, где он являлся помощником мастера, на Новый год, на 23 февраля и на день рождения дарили ему что-то из одежды: ботинки, рубашку, брюки, шапку, шарф, перчатки, носки и даже, прошу прощения, трусы. Наверное, первое время и по молодости он стеснялся такого внимания, но к моменту нашего знакомства привык и принимал спокойно, хотя о том, что творилось в его душе, одному богу ведомо. Бабы любили его и жалели, ровно настолько же недолюбливали супругу его Анну.

Анна, невысокая полноватая блондинка, в красивых позолоченной оправы очках, выглядела вполне пристойно и достойно. Это со стороны. А так – лентяйка редкостная. Как ни зайдешь к ним, на кухне горы немытой посуды, занимающей и обеденный стол, и мойку. И все грозит свалиться на пол.

– Где же вы едите? – спросил как-то у Виктора.

– Если не вымою (то есть вымою сам), то в комнате…

Это при наличии, кроме Анны, еще двух женщин: дочери Галины и бабушки. Бабушка, часто к нам заходившая «посидеть», «на дух» не выносила зятя, полагая, что дочь, выйдя за него замуж, судьбу свою загубила. А когда сама обезножела и лежала пластом около десяти лет, нелюбимый зять только и ухаживал.

Виктор частенько захаживал к нам, каждый раз с одним и тем же:

– Зой, папироской не угостишь?

– Да что ты, Виктор, конечно.

Они усаживались на кухне и курили неспешно под обстоятельный разговор про фабрику, про работу, про «Перекоп» вообще, но никогда про дела семейные. Виктор больной темы не затрагивал, мать деликатно не касалась. На том и сходились.

Анна любила поспать и почитать. «Учитанная» мадам. Книги из библиотеки носила авоськами, видимо, записав всех членов семьи. Начитавшись, спала беспросыпно. Редкий раз, если у неё была ночная смена, обходилась без громкого стука в дверь и даже в окно длинным бельевым шестом. И не разбудить нельзя, рассуждали бабы, уволят ведь дуру. Вот и били, куда только можно, чтобы громче. Все равно просыпалась не скоро. А вывалившись в подъезд, заспанная и непричесанная, одеваясь на ходу, непременно заявляла:

– Чего ломотитесь-то, я и не спала, готовила на кухне.

– Так мы же тебе в кухонное окно и стучали.

– Не слышала, – отрезала Анна.

Детей любила, особенно дочь Галину. Та росла красивой, стройной, не обремененной заботами, равно как и нравственными ограничениями. Любила пофорсить, в чем мать, как могла, потакала, покупая на рынке тряпки и косметику. Верхом проявления такой любви стало определение Гали в музыкальную школу. Инструмент избрали самый необычный – виолончель. Не уверен, что до того момента мать с дочерью имели о ней хоть какое-то представление. Виктор получил очередные обновки от своих работниц, тратиться на него не имело смысла, и, назанимав денег, Анна купила её дочери. Слов нет, рядом с лакированным инструментом доченька смотрелась, как на картинке. Четыре года терзала Галя его, мучая соседей и бабушку… Соседка снизу Нина Голикова, муж которой играл на баяне, говаривала:

– Не знаю, как Анька не может понять, что дочь с инструментом не справляется. Даже мне, тупой, внизу слышно, что она пилит одни и те же ноты.

Но Анна мечтала, чтоб дочь стала «музыкантшей» в симфоническом оркестре. Не меньше. Откуда у простой банкаброшницы родом из брейтовской глухомани такая мечта? Не иначе прочитанные романы навеяли. Но добилась-таки поступления Галеньки в музыкальное училище. У мамы были одни мечты, у дочери – другие. Попав в культурное заведение, она ударилась в такой загул, что была отчислена уже после первого полугодия. Однако замуж выскочить успела, потому из дома с горами немытой посуды ушла.

Сын Вовка, парень простой, без изысков, в отца сильный и добрый, в отличие от отца, любил уединение… с бутылкой. Спился скоро, без скандалов.

Глазовы уехали от нас, когда Виктору, как хорошему работнику, дали от комбината трехкомнатную квартиру в новом пятиэтажном доме рядом с «Рабочим садом».

В их квартиру въехали новые жильцы, с которыми прежнего единения не было. Не свои, не застройщики.

Левые крайние

Крайней на лестничной площадке была квартира, которую занимала супружеская пара Нестеровых с малолетним сыном.

Хозяин семьи – Василий, или просто Вася, мужик куда как своеобразный. Всегда приветливый, даже сверкая в улыбке всеми своими золотыми фиксами, смотрел остро, холодно и отстраненно, оценивающим взглядом закоренелого зэка. То ли смуглый от природы, то ли от вечного загара, он выглядел немного не русским, хоть являлся исконно коренным жителем района, родом из Починок. Человек в доме, да и округе уважаемый.

Среди нас, застройщиков (а это более сотни человек), он один из немногих имел строительную квалификацию каменщика. Однако известность и уважение ему принесло умение складывать добротные печи, подолгу хранившие тепло дома. И уже в семидесятые годы он клал камины, что вовсе за пределами тогдашнего бытия без коттеджей и дач. Короче, Вася шел нарасхват, и желающие заполучить его талантливые руки и голову вставали в очередь.

Не меньшую известность принесло ему увлечение охотой. Тут друзей у него – тьма, причем немалое число из людей, в городе достаточно известных. Одно время у него водились