Стать смыслом его жизни - Ирина Грин

* * *

Александр уже жалел о том, что отпустил Катю одну — сидеть в выходной день в пустой квартире было невыносимо. «Ничего, — злорадно думал он, — зато завтра я отыграюсь». Однако мысли о предстоящей встрече с Полиной раздражали. «Надо кончать эту канитель! Надоела уже!» — подумал он.

В ожидании подруги Саша уже несколько раз выбегал на балкон, молниеносно выкуривал сигарету на пронизывающем ветру, всматриваясь в темноту — не идет ли Катя. В один из таких перекуров он, наконец, с радостью заметил, как из «Жигулей» вышла его будущая супруга и быстрым шагом направилась в подъезд.

Саша сел на диван, скрестил руки на груди и надел на лицо обиженное выражение, однако при виде смеющейся Кати не смог усидеть на месте, подскочил, сгреб девушку в объятия.

— Кать, ну что так долго? Я уже второй вечер сижу и жду, когда же ты придешь!

— Извини! Я же звала тебя! Сам не захотел! Если бы ты знал, какая у меня замечательная сестра! — Катя мечтательно закрыла глаза и покачала головой. — С ней поговоришь — и чувствуешь себя совсем другим человеком. Гораздо счастливее!

«Дурак! Я же понял это с самого начала! Надо было хватать ее там, на объездной, и никуда не выпускать!» — подумал Донской, с досадой выпуская Катю из объятий.

— Завтра твоя очередь меня ждать — позвонил потенциальный заказчик, у меня вечером встреча.

— Хорошо, — Катя кивнула, — я понимаю. Бизнес есть бизнес. Иногда приходится жертвовать личной жизнью ради дела.

При этих словах она скорчила такую смешную гримаску, что Саша против воли почувствовал, как досада вместе с мыслями об упущенной Вере отходит на задний план, а на смену ей приходит желание обнять покрепче стоящую напротив и пахнущую морозным воздухом Катьку. «Я буду последним дураком, — думал он, зарывшись носом в ее холодную макушку, — если потеряю такое сокровище».

* * *

За завтраком Ромка с Лизой устроили веселую возню. Однако во взгляде Олега, наблюдающего за играми отпрысков, не было ни капли упрека. Он созерцал весь этот балаган с видом большого мудрого кота, блаженно щурящегося возле теплой печки.

Однако как только завтрак был окончен и дети с шумом унеслись, он вновь превратился в привычного Васильченко — собранного и волевого.

— Что там с Петровой? В среду суд!

— Как в среду? Так скоро? — Вера была абсолютно не готова. Ей казалось, что у нее еще есть немного времени.

— Да. Адвокат же говорил, неужели ты прослушала?

Вера вспомнила буратиноподобного Алексея Сергеевича. Может, он и действительно называл какие-то сроки, но она до такой степени погрузилась в воспоминания о двух встречах с Петровой — в больнице и у следователя, что вполне могла пропустить такую важную информацию.

— Мне надо поговорить с мальчиком и с бабушкой, но только без Галины. С бабушкой, я думаю, это получится, а вот с Вовкой — не уверена. Мать от него практически не отходит. Разве только если вы поможете.

— Не вопрос. Говори, что надо сделать.

Через час Олег с Верой в сопровождении галдящих, словно только что вылупившиеся щеглы, детей, с пакетами вкусностей ввалились в палату Вовки Петрова.

При виде Васильченко губы Галины слегка дрогнули в улыбке.

— Господи, куда же столько еды? — смущенно спросила она.

— Медсестры тоже есть хотят, — резонно возразил Васильченко и обратился к Петровой, с ходу беря быка за рога, если, конечно, слова «бык» и «рога» подходят к данной ситуации. — Не могли бы вы уделить мне пару минут?

Галина бросила молниеносный взгляд на Веру и, видимо, решив, что в присутствии детей она не станет говорить с Володей об отце, встала. Однако она явно недооценила Верины способности. Как только Олег с Галиной покинули палату, Вера попросила Лизу поискать дежурную медсестру и передать ей один из пакетов. Лиза с радостью согласилась, Ромка потянулся следом.

— Володя! — сказал Вера, как только они с мальчиком остались в палате вдвоем. — Я хотела поговорить с тобой о твоем отце.

— Он мне не отец! — сказал мальчик и отвернулся к стене.

— А кто?

— Чужой человек.

— Он всегда был таким или стал чужим после каких-то событий?

— Всегда. Только сначала я не знал, а потом услышал, как он говорил маме, что я не его сын.

— Может, ты его чем-то разозлил? Знаешь, ведь так иногда бывает.

— Нет, не разозлил. Как я мог его разозлить, если он с мамой разговаривал? Я совсем случайно услышал! — он повернулся к Вере, посмотрел на нее умоляюще. — Мне не хочется о нем вспоминать. Так хорошо, что он не приходит ко мне в больницу!

— Мама не говорила тебе, что он заболел?

— Нет. Ну и хорошо.

— Разве можно быть таким жестоким? Он обижал тебя? Бил?

— Разве можно обижать чужого ребенка?

— Он наверняка покупал тебе игрушки, конфеты.

— Вы же принесли конфеты чужому ребенку! — выкрикнул мальчик.

— Нет, — Вера покачала головой, — ты зря так говоришь. Ты нам не чужой.

В это время дверь распахнулась — вернулись Лиза и Ромка.

— Лиза, — обратилась Вера к воспитаннице, — скажи, пожалуйста, Володя нам чужой?

Та на миг остолбенела.

— Как же чужой? Почему? Он наш! Наш братик! Правда, Ромка?

— Ыоооо! Ыоооо! — подтвердил юный Васильченко.

А Лиза подбежала к лежащему на кровати мальчику, села рядом на корточки, заглянула в глаза:

— Я знаю, почему ты так подумал — мы редко к тебе приезжаем. Прости, пожалуйста, — голос ее задрожал. — Вера Петровна, — Лиза повернулась к Вере, в глазах девочки стояли слезы, — давайте заберем его к нам домой, пожалуйста! Ведь ему тут плохо!

— Ну почему же плохо? К нему мама каждый день приходит!

— Вы не понимаете! В больнице всегда плохо! Ну пожалуйста!

— Лиза, ты кричишь на весь этаж! — сказал, заходя в палату, Васильченко. Следом за ним тенью проскользнула на свое место у постели сына Петрова.

Вера увидела, как она взяла ребенка за руку, словно хотела таким образом убедиться, что у него все в порядке. Очевидно, этот жест успокоил мать, она даже чуть слышно вздохнула с облегчением.

Посидев еще несколько минут, Васильченко решительно посмотрел на часы и встал.

— Нам пора, — заявил он, обращаясь к Петровой. — Подумайте о моих словах.

— Может, еще немножечко посидим? — взмолилась Лиза.

— Извини, мне действительно надо ехать. После обеда приедете с Кристиной, хорошо? — весь вид Олега говорил о том, что смысла пререкаться нет.

В машине Васильченко не проронил ни слова. Вера поняла, что они едут к бабушке незадачливого самоубийцы Наталье Леонидовне.