Один из нас – следующий - Карен М. Макманус

– Хреново, – произносит Фиби, отламывая очередную гигантскую порцию.

– Я тебя понимаю. Прости.

Она доедает пирожное и смахивает прилипшие в уголках рта крошки.

– Ну что ты! А ведь у меня даже не было возможности поблагодарить тебя. За успешное расследование и за спасение людей. Все могло закончиться гораздо хуже, если бы… – Ее голос дрожит. – Нет, не могу… – Она складывает салфетку пополам чистой стороной наружу и промокает глаза. – Прости. Стоит только подумать, что перестала плакать, как начинаю снова. – Плечи Фиби вздрагивают, она буквально повисает на ограждении и начинает громко всхлипывать. – Не могу остановиться. Когда же это все закончится?

На несколько секунд я замираю, разрываясь между отчаянным желанием утешить Фиби и пугающей бездной позади нее. Затем делаю шаг вперед, стараясь игнорировать головокружение и пустоту в желудке, и заключаю Фиби в неловкие объятия. У самого края пропасти.

– Успокойся. Все хорошо. – Я похлопываю ее по спине. – Все будет хорошо.

Фиби утыкается мне в плечо.

– Как?! Все ужасно. Мой папа погиб по вине Брэндона, а Брэндон погиб по нашей вине!

– Но не по твоей, – говорю я, и она рыдает еще сильнее. И хотя время для меня тянется бесконечно, я не выпускаю Фиби из рук, даю выплакаться, пока она не делает несколько глубоких вдохов. Фиби прижимает ладонь к моей груди, поднимает взгляд и смотрит на меня сквозь склеенные ресницы:

– Нокс, твое сердце сейчас выскочит из груди.

– Ну… – Пытаюсь сморгнуть пляшущие перед глазами черные точки. – Дело в том, что… я боюсь высоты, а эти перила… какие-то ненадежные. И слишком низкие.

– Черт… – сквозь слезы бормочет Фиби и, к моему неописуемому облегчению, уводит меня от края крыши почти к самому центру. – Что же ты молчал? А я тут повисла у тебя на плечах…

– Ничего особенного. – Мое головокружение уменьшается до приемлемого уровня. – Я просто стараюсь не заострять внимание на своей трусости.

– Трусости? – Фиби смотрит на меня, вытирая щеки. – Шутишь? Ты самый смелый из всех, кого я знаю!.. А знаешь, что я сейчас подумала? Что твое сердце так колотится из-за меня.

– Что? – выкрикиваю я, пораженный, и Фиби корчит рожицу.

– Теперь-то чего испугался?

– Я не испугался. Нисколько, – торопливо оправдываюсь я. – Не хотелось бы это обсуждать, потому что… – Я запинаюсь и чешу затылок. – Просто я понимаю, у меня нет шансов. Ты для меня… слишком крутая. Не подумай, что я вот так тупо сижу и неприлично много размышляю, какая ты крутая, но…

Больше я ничего не успеваю сказать, потому что Фиби закрывает мне рот поцелуем.

От соприкосновения моих губ с ее губами, одновременно мягкими и сочными, каждое нервное окончание во мне воспламеняется – включая те, о которых я и понятия не имел. Фиби сладкая, теплая и вся состоит из упругих выпуклостей. Она забирается пальцами мне под рубашку, скользит по животу, спускается ниже, к ремню, и в мозгу у меня происходит короткое замыкание. Лишь каким-то чудом я остаюсь жив, потому что, взяв в руки лицо Фиби, ощущаю ладонями влагу. Она снова плачет.

– Фиби… – Я неохотно делаю шаг назад, мгновенно ощутив потерю. Фиби дышит так же тяжело, как и я, глаза помутнели. Я провожу пальцем по дорожке слез на ее щеке. – Это было потрясающе, но… Тебе сейчас очень грустно, и тревожно, и вообще… здесь неподходящее место для…

Она издает звук, похожий на нечто среднее между всхлипом и стоном.

– Черт, да что же это? Я приношу одни несчастья. Ты, наверное, меня ненавидишь?

– Что? Нет! Ты шутишь? Честно, я ничего так не хочу, как повторить… может быть, через неделю. Или когда тебе станет лучше. Если захочешь. А если не захочешь, то все нормально.

Она судорожно выдыхает.

– Ты и не догадываешься, что потрясающе хорош?

– Э-э… нет. – Я чувствую некоторый дискомфорт и подтягиваю брюки, потому что они выпятились спереди благодаря прикосновениям Фиби. Она улавливает мое движение и сквозь слезы подмигивает. – Прошу занести в протокол: все системы работают нормально. Если оставались какие-то сомнения после… ну, ты понимаешь.

Фиби разражается таким безудержным хохотом, что я наверняка растерялся бы, если бы не чувствовал облегчение – от того, что ее настроение улучшилось.

– Боже, ты меня все-таки рассмешил. А я уж думала, это невозможно. – Она вытирает глаза тыльной стороной ладони. – Спасибо. Вот это мне и было нужно.

– Отлично. Рад за тебя. – Я беру ее за руку и тяну к лестнице. – Пожалуйста, давай уйдем наконец с крыши!

Домой я возвращаюсь поздно – сначала шел пешком от ресторана до квартиры Фиби, потом от квартиры Фиби до своего дома. После вчерашнего трудно дышится, а прохладный воздух приносит хоть какое-то облегчение.

Поцелуй Фиби до сих пор горит на губах. Наверное, по пути домой я не одну сотню раз вновь переживал этот момент. И пусть он больше не повторится, все равно здорово. Мне за него не будет стыдно. Если уж мы с Мейв смогли выдержать тот ужас, когда вся школа узнала о нашем неудавшемся первом свидании, то один жалкий поцелуй на крыше я переживу и подавно.

Свет на кухне и в гостиной выключен, но телевизор работает, и, судя по доносящимся звукам, транслируют какую-то спортивную игру. Обычно в это время мама уже спит, значит, отец сидит перед телевизором один, а он не любит, когда его прерывают в разгар игры. Поэтому я кладу ключи на столик и направляюсь к лестнице.

– Нокс! – доносится папин голос, а следом в дверном проеме возникает и он сам с бутылкой пива «Бад лайт» в руке. Приглушенный желтоватый свет заметно углубил каждую морщину на его лице. – Как прошла свадьба?

– Э-э… – До меня не сразу доходит, о чем речь. Такое впечатление, что свадьба состоялась несколько месяцев назад. – Свадьба прошла… как обычно. То есть хорошо. Насколько можно при сложившихся обстоятельствах.

– Да, понимаю, – вымученно произносит он.

– Нейт тоже был, – добавляю я. – И выглядел неплохо. Много шутил, наверное, ему не очень больно, и вообще… – Я откашливаюсь. – Это замечательно, что ты так много делаешь для него. В смысле выплаты пособия по нетрудоспособности. Все только и повторяют… как это замечательно. Вот. Так.

Нокс, ну что за детский лепет?

– Политика компании, – сухо отвечает отец.

– Я знаю, но… политику определяешь ты.

К моему удивлению, на его лице появляется подобие улыбки.

– Да, тут ты прав.

Кажется, сейчас самое подходящее время сказать отцу все, что давно хотелось.

– Папа, я виноват, что бегал через ту стройплощадку. Дело не в том, что я не слушаюсь тебя или не уважаю твою работу. Я очень уважаю. И поступал так по глупости.

Черты его лица смягчаются.