Полцарства - Ольга Покровская

Прошла пара минут – Ася поблагодарила смайликом. Теперь можно и спать! Но нет – где-то сидела заноза. Странное чувство, что забыл в лесу душу, углублялось и ширилось, распирало грудную клетку. Сперва Курт попытался запить его тёплым молоком. Затем подышал, как было написано в книжке Болека. Наконец лег и уже начал засыпать, как вдруг ясно увидел на рябиновом суку качаемый ветром фонограф! Днём он, как всегда, включил режим записи и повесил ящик на обломанную ветку, а потом завертелось с Джериком.

Пройдёт пара часов, и по хлипким стёклам шахматного павильона, по его ржавой крыше забарабанит обещанный Гидрометцентром дождь. Забьёт по ветвям в зелёных почках и по старинному ящику с тонкой электроникой внутри. Да, электронике той конец!

Курт вгляделся в темноту, растёкшуюся за освещённой чертой шоссе. Ничего не поделаешь – придётся идти! Надо надеяться, лесные разбойники уже спят.

И всё-таки, помятуя о недавнем погроме, ему захотелось взять с собой какое-нибудь оружие защиты. Скажем, топорик из ящика с инструментами. Порывшись в стенном шкафу, Курт разыскал его и закатился смехом. Топором по живому – едва ли! По живому, как выяснилось, он умеет только автомобилем.

Благоразумно положив в карман фонарик, он вышел из дому, пересёк проезжую часть и оказался захвачен в плен восточным ветром. Понукая конвоируемого толчками и обшвыривая ветками, шквал прогнал Курта по освещённой аллее парка и передал из рук в руки, а точнее, в лапы бушующему орешнику.

Если, как пишут в волшебных историях, на земле и правда существуют ветры, которые приносят удачу, то этот был одним из них. Буря взбодрила Курта. С наслаждением он вслушивался, как скрипят в огромном ночном дому рассохшиеся балки и воет в трубах.

Когда огни аллеи остались позади, Курт вонзился светом фонарика в орешниковую гущину, но, пройдя немного, погасил – сам не зная почему. Остановился и прислушался – ничего. Тихо прошёл в темноте и, выбравшись у шахматного домика, замер. На грунтовой дорожке, идущей параллельно аллее, сверкнули лучи. Три велосипедиста, один за другим, хрустя прошлогодней листвой и ветками, вкатились во дворик. Курт скользнул за угол шахматного павильона и вжался в стену.

В загончике зашёлся лаем Тимка – Курт узнал его звонкий голос, впрочем, уже через миг солист был заглушён густым собачьим хором.

Возле загона всадники закопошились, пристраивая велосипеды. Курт не смог определить звук точнее, его заслоняла завеса лая.

Морщась от шороха куртки, он нащупал в кармане телефон, убрал громкость, свёл к минимуму яркость экрана и попробовал вызвать номер Сани. Сенсор с трудом распознал прикосновение задубевших пальцев, и в миг, когда вызов пошёл, Курт нажал отбой. Его отвлёк звук щедро расплёскиваемой жидкости. Тонущий в лае, но различимый, он повторился – ещё и ещё. «Валим!» – скомандовал гнусавый голос. А затем, как в кино, вспыхнул навязший в зубах кадр – размётанное ветром пламя.

Курт уже после подумал – опрометчиво было выскакивать из укрытия сразу, не убедившись, что поджигатели смылись. Но тогда он даже не вспомнил о них. Просто увидел мысленным зрением, как весёлого пса без передней лапы охватывает огонь – его и всех остальных, таких шерстяных, лакомых для быстрого пламени.

Схватив из угла между крыльцом и стеной лопату, он вмиг очутился возле калитки. По бокам её пылали ветви засохшей туи, горели тряпки и ближайшие к сетке конурки. Почему-то Курт решил, что первые минуты этот огонь будет «благодатным», не обжигающим. И правда, срубая замок, он не чувствовал жара. Только потом, заметив опалённые рукава, ужаснулся: какая ещё «благодать»! Обыкновенное адское пламя – языки человеческого безумия и ненависти.

О, как разгневались деревья! Как лают ели и взвывают клёны, отчаянно скулят берёзы! А впрочем, кажется, обошлось без жертв. Василиса, выбежав на волю, закувыркалась по земле, стряхивая искры с длинной шерсти. Остальные, отскочив на достаточное расстояние, грозно облаивали огонь.

Спокойно и просветлённо, словно убивший чудище витязь, Курт подошёл к запертой спортбазе и задумался, как половчее выбить стекло. Протянув через окно поливочный шланг, он сможет начать тушить. Вызывать пожарных сразу нельзя, с ними приедет полиция. Сначала нужно дождаться ребят и увести собак.

Он уже достал мобильник – обзвонить своих, как вдруг почувствовал покалывающий жар в ладонях. Медленно, ещё не понимая собственных мыслей, Курт убрал телефон в карман. Значит, Татьяна сказала – примчался, грозил спалить…

Мысль, что Лёшка, простой бесхитростный парень, додумался нанять подонков и сжечь приют, была абсурдна. Конечно нет! Он ни при чём – подожгли догхантеры. Но каково совпадение! Сев на корточки, Курт загипнотизированно уставился на расцветшее в туях пламя.

Ах, если бы Лёшка и правда был виноват! Но нет, он невиновен, а потому всё в его жизни пойдёт как надо. Ася ещё повозится с собаками, а затем окажется, что молодая семья собралась завести ребёнка или что время занято разменом жилплощади и прочими семейными хлопотами… Ася не придёт день. Не придёт неделю и месяц. И наконец не придёт никогда. Что же сделает он? А какие у него варианты! Умирать уже пробовал – не помогло. Значит, вернётся в свой обжитой мрак. То-то рады будут его тюремщики-черти!

Неподвижно Курт смотрел на клочковатый огонь и вдруг перестал слышать. Лай собак слился с гулом сердца, а затем и то и другое смолкло и из тишины поднялось величественное, как рассвет, озарение. За какой-нибудь миг он увидел во всём блеске и полноте комбинацию, призванную изменить его будущее.

Как испокон веку герои сказок с чистой совестью шли на кражу и даже убийство, лишь бы спасти отца-государя или отвоевать возлюбленную, так же и Курт почувствовал, что должен совершить тяжёлую, но необходимую работу зла.

Забыв об огне и собаках, он вернулся во дворик, снял с рябины фонограф, откинул крышку и вынул диктофон. Заряда осталось немного.

«Потерпи, родной!» – шепнул Курт и прослушал последние минуты записи. Тут было всё, что нужно. Лай собак, шелест шага, хруст огня.

Прикинув время, когда Лёшка мог явиться за Асей в приют, он подвинул курсор в поисках нужного фрагмента и попал сразу. «Ася! – раздался в отдалении голос Лёшки. – Да где вы все! – И, через паузу треска и шороха, совсем близко: – Ну всё, допрыгались, братцы! Спалю ваше логово на хрен! Знать будете, как семьи рушить!»

Реплика шла на крещендо и увенчалась оглушительным треском. Судя по всему, фонограф получил кулаком в бок.

Курт поглядел на красную полоску заряда в углу, задержал дыхание и, подобно хакеру из фантастического триллера, совершающему филигранную правку будущего, скопировал кусок Лёшкиной ругани. Выдохнул и перенёс фрагмент в тишину перед поджогом, одним боком – к похрустыванию шагов по листве, другим – к лаю Тимки, первым почуявшего вторжение. Прослушал – вышло грубо. Такие дела надо дома верстать, за компом. Но некогда, некогда… Наскоро подровнял частоты и громкость, чтобы разница между фрагментами не била по ушам, отключил диктофон – остаток заряда был нужен на демонстрацию Асе преступных намерений супруга, – и, заложив от дождя отверстие пакетиком из-под бумажных платков, повесил фонограф на сук, где оставил его накануне.