Сетерра. 2. Тайнопись видений - Диана Ибрагимова

– Ничего не имею против ваших вкусов, но назовите хотя бы одну причину, почему он великий?

– Назвать причину? Вы смеете мной командовать?! А вы оправдываете слухи о своей дерзости!

– Нет, я пытаюсь наладить диалог, – сказал Нико, усаживаясь на парапет и косясь на стражу, не сводящую с него глаз. – Вам, наверное, скучно выслушивать целыми днями людишек вроде меня, но мне очень нужна работа!

– Такой наглости я еще не встречала! – вспыхнула императрица, вставая.

– Тогда на этом я, пожалуй, вас оставлю, – улыбнулся Нико.

Он соскочил с парапета, поклонился и сбежал по ступенькам в сад. Сердце колотилось, как бешеное.

– Немедленно вернитесь! – возмутилась красная от злости Данария. – Я велю вас казнить за такие оскорбления!

– А разве вы только что не собирались вышвырнуть меня отсюда? – наигранно удивился Нико. – Я лишь хотел предвосхитить ваши ожидания!

– Ужасный! Просто ужасный нахал! Убирайтесь из дворца немедленно!

– Сначала я выполню ваш первый приказ, – заявил Нико и вернулся обратно в беседку.

Императрица выглядела совершенно растерянной, а стража не понимала язык, на котором говорит госпожа, поэтому бездействовала.

– На самом деле истоки легенды о Руши зародились не в Армадии, а в государстве Бодь-й-а, – сказал Нико. – Смею заметить, что настоящий герой был темнокожим и его звали далеко не армадийским именем. Его звали Пальо-ок-и-йока-а. Но центральный мир предпочитает рассказы о себе подобных, так что я, на месте Доментука, тоже бы все переврал, но не настолько же.

– Вас совсем не учили манерам? Как вы ведете себя со мной?

Принц низко поклонился и простоял так довольно долго.

– Простите, моя госпожа, – сказал он, распрямившись. – Я самоубийца, раз позволил себе такое и понесу наказание, но думаю, это был единственный способ задержаться с вами чуточку дольше. Я уже обеспечил себя шлейфом нелестных слухов от того, что не захотел потакать капризам сына первой придворной, и при другом раскладе вы прогнали бы меня мгновенно, а так я все же сумел обмолвиться с вами парой слов. Дерзость может считаться… проявлением смекалки?

– Я велю вас выпороть, – выдохнула Данария, почти падая на диван.

– А после этого могу я снова побеседовать с вами? – осторожно спросил Нико.

– Если я велю вас выпороть, вы не сможете приходить ко мне целый трид! Так что вылетите отсюда в любом случае!

– Я могу ходить к вам и больной!

Императрица посмотрела на слугу в недоумении, наткнулась на его улыбку и вдруг рассмеялась. Кажется, поведение юноши здорово ее встряхнуло.

– Каков нахал, а! – сказала она, раскрасневшись. – Ну что ж, раз вы идете на такие риски, я жду вас завтра утром в библиотеке. Но только если сумеете прийти туда после двадцати плетей. А теперь извольте оставить меня наедине с «дозатменным» Доментуком. Его трудам не больше восьмидесяти лет, так что вы использовали крайне неудачную метафору!

Данария открыла книгу, но Нико почему-то был уверен, что она не видит в ней ни строки.

– Я использовал гиперболическое преувеличение, – сказал принц, кланяясь. – Доброй вам ночи.

* * *

Весна была в разгаре, на полянах отцветали одуванчики, а кусты дикой сирени только-только начинали раскрывать фиолетовые звезды, приглушенные тенью листвы. Такалам сидел на холме и любовался закатом, раскинувшимся на полнеба и отраженным рябящим зеркалом не то моря, не то океана.

– Я все-таки переживаю за мальчика, – сказал он, развеивая пушистые семена.

Ветер подхватил их и унес в долину, напоенную запахом водорослей и вечерней росы.

– Да, я уверен, что ты все подгадал как следует. Чаин – поистине лучшее место для провидцев, – согласился Такалам, и у Кайоши сильно кольнуло в груди. – Но не повредит ли его разуму такое вмешательство в будущем? Сейчас все в порядке, но мы не знаем, какая у него будет реакция через год или два. Это ведь не просто крохотное изменение.

Такалам нахмурился, слушая невидимого собеседника, и, кажется, не дал ему договорить.

– Нет уж, прекрати. Ты без того немало детей покалечил таким образом. Нам достаточно одного. Они чудом не заметили твою проделку, тебе стоит быть осторожнее. К тому же, если в Чаине появятся несколько подобных провидцев, они начнут соперничать друг с другом, и неизвестно, к чему это приведет…

– Это же неправда? – нервно рассмеялся Кайоши. – Такалам, вы…

– Да, ты прав, нет никакого смысла готовиться к тому, чего не можешь предсказать, но использовать нерожденных детей – слишком жестоко. Я не согласен с тобой в этом вопросе…

– Вы издеваетесь надо мной?!

– Для тебя нормально жертвовать меньшинством ради сохранения вида, но это потому, что ты не в силах поставить себя на место родителей. Может, однажды ты полюбишь кого-то. По-человечески полюбишь. И вот тогда ты поймешь, что это создание для тебя дороже целой Сетерры.

Такалам вздохнул, помолчал и произнес уже мягким, спокойным тоном:

– Это странно, я знаю. Ты мыслишь объективно и в крупных масштабах. Но поверь: люди способны жертвовать чем угодно ради любимых. Они иной раз готовы умереть, лишь бы защитить их, и я не считаю это чем-то плохим. Без любви тут давно не осталось бы смысла для существования, поэтому все не так уж неисправимо. По крайней мере, нам есть, что спасать…

Кайоши почти упал рядом с Такаламом и увидел у него на руках мирно спящего годовалого мальчика. Провидец уже знал: через несколько лет светлые кудри принца потемнеют и станут каштановыми. Это был Нико.

– Порченые с Целью страха будут нам хорошим подспорьем, – продолжал Такалам. – Но точную дату нужно узнать хотя бы за полгода, чтобы успеть всех предупредить.

Стук сердца эхом отдавался по телу. Пальцы в татуировках дрожали.

– Дата… День солнцестояния… Вот зачем я нужен… Вся моя жизнь – часть вашего проклятого плана! – выпалил Кайоши.

Такалам сдул очередной одуванчик и убрал пушинки с волос принца.

– Мы вместе с Нико заберем его во время путешествия в честь совершеннолетия. Кайоши к тому времени исполнится уже пятнадцать, его сила начнет нарастать, надо будет настроить ее.