Когда земли окутает мрак - Яна Вуд

сомкнутые веки его едва заметно подрагивали.

Наконец кровь полилась свободно, жутким багровым водопадом. Мар лихорадочно глотал ее, помогая себе языком, как путник, умирающий от жажды. И неожиданно всё кончилось.

Еще какое-то время упырь отчаянно ждал, но ничего не происходило. Мар сомкнул челюсти и застыл. Раны на его теле затягивались прямо на глазах. Лицо из смертельно белого делалось просто бледным. Разорванная щека вновь обретала прежний вид.

Неожиданно глаза упыря раскрылись и голодно вспыхнули. Он подорвался с земли, оскалив клыкастую пасть, и замер, медленно опустив тускнеющий взор.

В грудь ему упиралась острая палка. Она была коротка, но для дела сгодилась бы. Один удар в сердце – и конец. Рыжеволосая узница, державшая палку, сверлила его испытующим взором.

– Не заставляй меня думать, что я в тебе ошиблась, – прошептала она.

Мар вскинул руки и стыдливо втянул голову в плечи.

– Прошу прощения! – выпалил он. – Я и не собирался тебя есть. Я людей не ем. А ты… – взгляд упыря коснулся ее окровавленной руки, – напоила меня своей кровью?

Девушка кивнула.

– Поверь, в обычное время мне бы это и в голову не пришло. Но я слышала, о чем вы говорили с Горрахом. Ты не такой, как они. И намерен выбраться отсюда. А нам нужна помощь. – Она пожала плечами. – Вот я и подумала: я помогу тебе, и ты в долгу не останешься.

Упырь окинул ее изучающим взором, поклонился учтиво.

– Благодарю. Ты спасла мне жизнь. Это был храбрый поступок.

Девушка поморщилась.

– Скорее, отчаянный. – Она огляделась. – Но медлить нельзя.

Упырь самодовольно ухмыльнулся.

– Поверь мне, я и не из такой тюрьмы сбегал.

Девушка фыркнула в ответ.

– Стало быть, ты преступник? Да уж, обнадеживает!

– Я – бывший преступник, – вскинул палец Мар. – Сейчас я – хранитель. – Он гордо выпятил грудь.

– Кто? – Девушка недоуменно сдвинула брови.

Тот махнул рукой.

– Мар. Зови меня просто Мар.

Она кивнула, зеленые глаза ее потеплели.

– Элэя.

Убедившись, что Рогзох стоит у выхода, не проявляя к ним ни малейшего интереса, Мар ухватился за цепь, уперся в скалы и принялся тянуть что есть мочи, но та не поддавалась.

– Проклятье! – досадливо бросил он.

Оглядел цепь со всех сторон, попробовал ее на зуб. Скривился, сплюнул и обреченно пробормотал:

– Шодэх. Самый прочный в мире металл. Такую цепь мне разорвать не под силу.

Элэя подступила ближе.

– Что это значит?

Упырь смерил ее понурым взглядом.

– Это значит, что первый мой план только что разлетелся в прах!

– Тогда придумывай второй, – поторопила его девушка, тряхнув спутанными кудрями.

– Придумывай второй! – передразнил ее Мар. – Погоди, дай с мыслями собраться. До сих пор после всего в голове звенит.

– Пока ты будешь с мыслями собираться, нас сожрут! – шепотом вскричала Элэя. – А здесь дети. Совсем малые есть. И матери кормящие. И тяжелые[25].

Упырь отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.

– Да погоди ты!

Схватился руками за голову и закачался из стороны в сторону, лихорадочно соображая, что делать дальше.

– Нам нужен ключ, – наконец изрек он. – Иначе мне даже при огромном, огромнейшем желании вас никак отсюда не вытащить!

При этих словах пыл Элэи заметно поугас.

– Ключ у Рогзоха, – кивнула она в сторону хорга. – Один, но подходит ко всем замкам.

– Это уже что-то, – отозвался Мар.

– И как ты намерен его достать? – спросила девушка.

Но ответить упырь не успел. Неожиданно раздались отзвуки тяжелой поступи. А мигом позже из прохода вынырнул Горрах. Подступив к Рогзоху, он что-то прошептал по-хоргски. Тот ответил.

Мар прислушался, чтобы разобрать, о чем шла речь. Хоргский язык был сродни языку упырей, и он без труда его понимал. На лицо упыря пала тень.

– Что такое? – вопросила Элэя, завидев его помрачневшие глаза.

– Им нужна жертва, – тихо ответил он.

Окинув залу пристальным взором, Горрах наткнулся на Мара с Элэей и решительно направился к ним.

– Что не жрешь? Не нужна? – вопросил он упыря, плотоядно покосившись на девушку. – Тогда она пойдет со мной.

Подступив к Элэе, он ухватил ее за волосы. Девушка отчаянно взвизгнула. Упырь шагнул вперед, обнажив клыки.

– Она – моя.

Горрах ядовито хмыкнул.

– А выглядишь ты бодрей. Отведал, значит? Ну-ну.

Бесцеремонно оглядев Элэю, точно прикидывая, сколько после убоя в ней будет крови и мяса, он с силой швырнул ее в ноги упырю.

– Ладно, забирай. Потешь себя перед смертью. Другую найду.

Заслышав это, Мар буквально подскочил на месте.

– На что тебе эти отощавшие выродки? – выкрикнул он. – Во мне жизни больше. И на пытках я продержусь дольше всех. Возьми меня!

Мясник окинул его презрительным взглядом.

– На тебя у правителя другие планы. Сказано было привести человечку. Он страсть как любит жрать деревенских баб.

– Может, и любит, – не отставал Мар. – Но упыря ведь он прежде не жрал? Говорю тебе, возьми меня – не пожалеешь!

Горрах окинул его испытующим взором.

– А чего это тебе так подохнуть не терпится?

– Днем раньше, днем позже – какая разница? – бодро ответствовал Мар. – Так вам потеха будет, а я подругу свою, пленницу вашу, увижу перед смертью.

Хорг понятливо закивал и вдруг опасно прищурился.

– Может, и так. А может, кроется тут еще кое-что.

Подхватив с земли изможденную длинноволосую девушку, он приблизил пасть к ее лицу. Та зашлась неистовым ревом.

– Может, тебе их попросту жаль? А, предатель?

Мар грязно выругался про себя от отчаяния, но виду не подал.

– А чего мне их жалеть? – делано бодро ответствовал он. – Их жрать, а не жалеть надо.

Но от Горраха не укрылась боль, притаившаяся на дне зеленых глаз упыря. Нюх на чужую боль и страдания у главаря хоргов был отменный. Бледные губы его растянулись в гадкой усмешке. Воздев руку, он погрозил упырю пальцем.

– Кто предатель, тот и лжец.

И, невзирая на истошные крики пленницы, он отомкнул тяжелые оковы и уверенно двинулся к выходу, волоча ее за собой.

– Нет! Постой! – в отчаянье закричал Мар. – Возьми меня! Не пожалеешь! Возьми меня! Меня!

Но Горрах уже скрылся из виду в темном брюхе подземелья. Упырь рванул на себе волосы. Остервенело пнул землю.

– Проклятье!

Шепот. Шепот шел из-под земли и словно бы отовсюду. Язык Хейта слышала впервые. Он был древним, как само время. В нем не было слов, только звуки. Но она понимала их суть. Они таили в себе усталость и боль. Смертельную усталость. Невыносимую боль. Те же самые чувства переполняли и ее. Смешиваясь воедино подобно двум течениям, они усиливались во сто крат, образуя опасный водоворот гнева и ярости, готовый утянуть в бездну всех, кто находился вокруг.

Хейта