Горячие дни - Джейн Энн Кренц

Она ответила на половине первого гудка.

— Лютер? Ты как? Я ужасно волновалась. У меня опять появилось нехорошее предчувствие, такое же, как когда ты столкнулся в Крейгмором в гараже. Я пыталась дозвониться, но у тебя был выключен телефон. А потом это чувство вдруг исчезло.

Лютера охватила радость. До чего же крепки узы между ними. Как же приятно.

— Это долгая история, — сказал он, — но со мной все в порядке.

— Мне только что звонил Фэллон Джонс. Он сказал, что в сейфе Крейгмора нашли документы, удостоверяющие, что Вивьен Райан — его дочь. Много лет назад он был донором спермы. Более того, где-то поблизости есть и другая дочь.

— Ее зовут Дамарис. Мы только что познакомились.

— Что?

— Она будет первым человеком, на которого распространится особая версия программы защиты свидетелей, разработанная Обществом.

На другом конце линии повисла тишина.

— А ты не бездельничал, — сказала Грейс.

— Эта ночь обещает стать еще более напряженной. Не пойми меня неправильно, но, похоже, все время до утра я проведу в гостиничном номере с блондинкой.

— Что ж, это хоть какое-то объяснение.

Он вкратце рассказал ей о последних событиях, намеренно умолчав о лазере. К сожалению, Грейс умела читать между строк.

— Она пыталась убить тебя?

— Она под действием препарата, — сказал он. — После смерти отца ей стало неоткуда его брать.

Грейс вздохнула:

— Она умирает?

— Ее единственная надежда — антидот. Она готова все рассказать и «Джонс и Джонс», и Заку Джонсу, и кому угодно, лишь бы получить его. Она не полный социопат, как ее сестрица. У нее полноценный спектр. Она всего лишь старалась угодить папе.

— Уильяму Крейгмору.

— Похоже, он не просто предал Общество. Он основал «Найтсшейд».

— М-да, на ближайшем собрании Общества эта новость станет всеобщим достоянием, и кое-кому будет сложно объяснить, как такое могло произойти.

— Наверное, да. К счастью, в данной ситуации политика нас не касается. Начинай собирать вещи. Я вернусь, как только у меня заберут Дамарис.

— Мы уезжаем сегодня вечером?

— Я собираюсь отвезти тебя в Лос-Анджелес. Тебе опасно находиться в одном городе с Вивьен Райан. Хотя у нас еще есть немного времени. По словам Дамарис, Райан не знает, что ты здесь. Она еще сказала, что Сирена вряд ли вернется в номер до утра, если вообще вернется.

— Из-за приема, о котором написали газеты?

— Именно. Его устраивает ее нынешний любовник, Ньюлин Гатри.

— Тот самый Гатри, что в названии «Гатри-Холла», нового оперного театра?

— Тот самый. Гатри сделал состояние на программном обеспечении и высокотехнологичных гаджетах. Он владеет половиной города.

Ночь обещала быть долгой. Теперь, когда тревога за безопасность Лютера спала, Грейс ощутила на себе последствия долгого перелета с Гавайев и потрясения, испытанного ею при опознании ауры Сирены.

Она включила маленькую кофеварку, стоявшую на гранитном прилавке, и прошла в ванную, намереваясь принять бодрящий душ. Она совсем не радовалась тому, что ей предстоит ехать на машине в Лос-Анджелес.

Вскоре после того, как она выключила воду, ее вдруг охватило дикое беспокойство, настолько сильное, что даже сдавило спазмом горло. По совершенно необъяснимой причине все ее восприятие неожиданно раскрылось в полную силу. Так у нее работала интуиция.

Она схватила белый махровый халат, который предоставляла постояльцам заботливая администрация гостиницы, и открыла дверь.

В спальне стоял мужчина в смокинге. В одной руке он держал странного вида коробку.

— Примите мои извинения, мисс Ренквист, — сказал он. — Но у меня действительно нет выбора.

— Кто вы? — с трудом выдавила Грейс.

— Ньюлин Гатри. — Он перевел взгляд на странное устройство. — Это мое последнее изобретение. Оно произведет сенсацию на рынке средств безопасности. Почти то же самое, что лазер, только человек ничего не чувствует. Вырубает мгновенно на пару часов, зато после него нет долговременных побочных эффектов.

Грейс не верила своим ушам. Он сожалеет совершенно искренне! Она понимала, что бежать ей некуда, поэтому ринулась на него, вытянув вперед руки и раскрыв рот в крике о помощи.

Электрический заряд, выпущенный из парных электродов, ударил в нее, когда она была на середине комнаты. Ее пронзила боль, казавшаяся бесконечной.

Она погрузилась в темноту.

Из глубин мрака ее подняли звуки, наполненные кристально-чистой энергией. В этих нотах пульсировали безумие и смерть. Мощь мелодии ослепляла и сковывала дезориентированное восприятие Грейс.

Смутно она понимала, что лежит на боку на ковре. Под ковром она чувствовала твердый и холодный бетонный пол. Накатившая на нее паника на короткое мгновение заблокировала подавляющую энергию пения.

Грейс открыла глаза и с трудом села, опираясь одной рукой на ковер. На ней все еще был банный халат. Первое, что она увидела, был яркий луч света, разрезавший ночь. В следующее мгновение луч сплелся с до невозможности прекрасными звуками. В своем восприятии она не смогла разъединить эти две субстанции.

Перед ней возник Мартин Крокер. Он улыбался своей знаменитой улыбкой, как бы говорившей: «Я дам тебе все, что ты пожелаешь».

— Ты мертв, — прошептала она.

— Разве? — спросил он.

— Да.

Она хотела, чтобы это слово прозвучало громко и с вызовом. Но вместо этого с ее губ слетел тихий шелест и растворился в потоке безумной психической энергии, буйствовавшей вокруг нее.

— Ты была очень полезна мне, — сказал Мартин. — Но все хорошее когда-нибудь кончается. К сожалению, ты утратила свою ценность. Ты стала обузой.

Это не сон. Она на самом деле погружается в безумие. Музыка сводит ее с ума.

Она зажала уши ладонями. С точки зрения защиты это ничего не дало. Пение зазвучало чуть приглушенно, однако не утратило своей мощи и продолжало окутывать ее плотной завесой.

— Ты мертв, — повторила она, на этот раз громче. Ее восприятие пульсировало, реагируя на пение, и выбрасывало наружу всполохи энергии.

К ее изумлению, образ Мартина Крокера исчез. Она испытала непередаваемое облегчение. Дрожа, она убрала руки от ушей и, пошарив вокруг, ухватилась за что-то. Это оказалось подлокотником театрального кресла.

А звуки продолжали парить в воздухе, все глубже загоняя ее в страшную пропасть с отвесными стенами, выложенными чистейшими кристаллами.