Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида - Талин Суджян

что Кеворк VI написал эти слова поддержки, чтобы облегчить положение архиепископа Арсланяна в Стамбуле и защитить его. В тот же день, 10 апреля, Совет министров составляет еще одно письмо. В нем он информирует католикоса о встрече патриарха Хачадуряна и Гранта Самуэляна, генерального секретаря Армянской революционной федерации, в Милане[1102]. Эту информацию передал двоюродный брат Арсланяна. В письме также отмечается, что турецкие газеты сообщили о визите Хачадуряна в Милан, поскольку в Аргентине его уже подозревали в поддержке АРФ[1103]. Книга Пехпутяна содержит несколько сообщений, относящихся к началу 1940-х гг., с аналогичными обвинениями[1104]. В частности, это письмо имеет обвинительный тон, поскольку во времена Сталина поддержание отношений с АРФ было синонимом шпионажа и, следовательно, основанием для тюремного заключения или ссылки.

Архиепископ Кеворк Арсланян скончался в июне 1951 г. В письме, написанном после 28 августа 1951 г. и адресованном Кеворку VI[1105], патриарх Хачадурян пишет: «Мы уважали авторитет Вашей Милости и пренебрегали собственной юрисдикцией. Мы намерены продолжать решать проблему в рамках нашей юрисдикции в соответствии с предложением, которое мы выдвинули в нашем письме от 9 июля. Поэтому мы просим срочно подтвердить амнистию Папазяна по телеграфу»[1106]. Мне хотелось бы подчеркнуть используемый здесь выбор слов: heghinagufiwn и irawasufiwn, первое – в значении «авторитет», второе – «правовая юрисдикция». Таким образом, патриарх Стамбула пытается, с одной стороны, продолжать мириться с католикосом Эчмиадзина, но, с другой стороны, последнее предложение больше похоже на указание.

Переписка между высокопоставленными священнослужителями Армянской церкви в октябре 1951 г. становится еще более частой. Предстоятель Египта архиепископ Мампре Сирунян посещает Стамбул, где находится в течение двух месяцев, и составляет письмо Кеворку VI с просьбой об амнистии для наказанных священнослужителей[1107]. Местоблюститель католикосата Киликии Егише Дердерян также пишет в октябре письмо в Эчмиадзин, в котором среди прочего рассматривается нерешенный вопрос о наказаниях. Дердерян в своем письме жалуется на Сируняна по совершенно другим (финансовым) причинам; это также показывает, что они не сговаривались при отправке писем[1108]. Патриарх Хачадурян 31 октября пишет еще одно письмо с просьбой к Кеворку VI простить наказанное духовенство и сохранить достоинство и авторитет Эчмиадзина, объявив амнистию[1109]. Ожидаемая амнистия объявлена Эчмиадзином в начале декабря[1110]. Однако этот вопрос оставляет свой след в отношениях сторон. Например, католикос Кеворк VI в июне 1952 г. обращается к архиепископу Сируняну по другому вопросу и три страницы из шести посвящает роли Сируняна в кризисе наказанного духовенства. Католикос не возражает против действий архиепископа Сируняна. Скорее, он заявляет, что считает позицию патриарха Карекина Хачадуряна полностью ошибочной и бесчестной[1111]. Это показывает нам, что, несмотря на то что стамбульский кризис в конечном итоге был решен определенным образом, восстановить отношения по-прежнему сложно[1112].

Период 1915–1923 гг. и его последствия также ослабили положение патриархата как института и роль патриарха как символа власти и представительства. Поскольку в связи с холодной войной все больше армянских организаций стало вступать в диаспору, кризис вокруг выборов приобрел такое большое значение, какого не было до этого. В этом процессе Эчмиадзин пытался прийти к власти под эгидой советского правительства, и католикосат Киликии в Антелиасе также пытался укрепить свою власть. В связи с этим Стамбульский патриархат пережил критическую утрату законности и полномочий. Это еще больше усилило антиармянские настроения в Турции и, кроме того, обострило отношения между другими армянскими общинами по всему миру. В этом смысле, на мой взгляд, этот кризис является поворотным моментом на всех уровнях – в социальной динамике армянской общины в Турции, в ее связях с армянскими общинами по всему миру, а также в отношении проблем, с которыми она столкнулась в международной политике.

Заключение

Эта книга представляет собой социально-политическую историю армян в Турции в период до 1950-х гг. Таких исследований ранее практически не предпринималось. Помню, Кеворк Хинтлян, который для меня воплощает собой живую память всех армян, выехавших после 1915 г. в Иерусалим, однажды мне сказал: «Поспрашивайте людей в армянских домах престарелых в Стамбуле». Тогда я еще не понимала, насколько важный совет он мне дал. Тем не менее эта книга основана в том числе на материалах моей работы в доме престарелых при Армянской больнице, а также в собранных там архивах. Оглядываясь назад, я понимаю, что личные интервью придали моему исследованию глубину, которой я не достигла бы, если бы работала только с письменными источниками. Теперь я понимаю, как важно осознавать и рассказывать, что банальность превращается в ежедневные практики и таким образом закрепляется как что-то само собой разумеющееся.

Каждый раз, когда армянское сообщество в Турции оказывается в ситуации кризиса, появляются статьи и эссе о том, что это значит – быть армянином или армянкой в Турции. Ответ на этот вопрос можно дать только исходя из личного опыта, да и то не полностью, потому что слова теряют свое значение и широкая общественность не понимает, что вы говорите[1113]. По моему мнению, основная причина этого – в том, что вопрос о жизни армян в Турции ставится без связи с контекстом. Его надо переформулировать. Спросите, почему армян постоянно оскорбляют и ранят – хорошо, если словами? Как они оказались в этой ситуации? Почему она вообще сложилась? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно рассматривать исторический контекст, который для турецкого большинства сформировался за счет «социальных» норм – говоря точнее, за счет постгеноцидального габитуса отрицания.

Поэтому идея габитуса отрицания стоит в центре моей книги. Он задается государством, а большая часть общества его воспроизводит. Другой важной темой для моей книги стали механизмы превращения оставшихся в Турции армян в диаспору. Этот процесс дает нам увидеть связь между практиками государства и официальным отрицанием, их проявлениями в социальной сфере и тем значением, которое они имеют конкретно для армян. Я показываю, что это части единого целого, которые гармонично сочетаются вместе. У армян отбирают голос – вспомним кампанию «Гражданин, говори по-турецки», обвинения в «очернении турецкости», ежедневные нападки, конфискацию имущества, похищение армянских женщин, которое превратилось в норму, постоянную угрозу дискриминации и социальное давление. Все это вместе придает габитусу силу, благодаря которой он определяет социальную действительность. Вдобавок на политическом уровне государство вводит юридические инструменты, которые упрощают и легитимизируют систематическое исключение армян и других немусульманских групп из турецкого общества. К ним относятся разрушение памятников культурного наследия, легитимизация конфискации собственности, в первую очередь земельных участков, насильственное переселение, запрет на перемещения и определенные профессии, принудительная работа, прописанная в законе как военная