По ту сторону жизни, по ту сторону света - Виталий Иванович Храмов

жерновов этой внутренней свары псов нового порядка. Досадно!

Мои, пока я «летал в небесах», собрались. Серые, которые сильно раненные, уложены рядочками на обочине, ходячие выстроены, а мои опять перегруженными мулами сбились в колонну. «Проявляюсь».

– Пошли, мужики, – махнул рукой я. – Попали мы, как кур в ощип! Там, оказывается, друзья этих вот разговорчивых серо-чёрных штурмуют Гильдию наёмников. Вот и приняли нас за врагов. Бывает!

– И что делать? – восклицает Пизань.

– Пытаться доказать, что мы не верблюды! – пожимаю я плечами. – Потому, всех этих серо-чёрных освободить и пустить впереди себя. Мы не враги нового порядка. Мы не правые, не левые, ни чёрные, ни белые, ни за порядок, тем более не против него. Мы Смертники. Мы сами по себе.

– Раньше ты говорил, что мы Валенки, – усмехается Дудочник.

– И валенки тоже! – киваю я, даже не улыбнувшись. – Мы много кто. Единственное, нам не надо быть баранами тупорылыми, а главное не стать козлами отпущения чужих грехов.

Никто больше не встал у нас на пути, городские ворота настежь. Заходи – не хочу, грабь награбленное, жги не сожжённое. Хотя люди в привратной башне имеются. И не мало. Чую их. Только носа не кажут.

Про «жги не сожженное» я к тому, что чадили пожарища, на улицах в грязи и нечистотах трупы. В различной степени целостности. Многие уже пованивающие. Эта безумная забава у них тут идёт с того самого дня, как я увёл «своих баранов» в горы. Но я не ожидал, что действо это так им понравится, настолько их увлечёт и настолько затянется. Слишком долог этот осенний кровавый фестиваль. Слишком!

На боковой улице собака рвёт лицо убитого подростка. Я лишь поморщился никогда не любил этих сцен последствий завоёванного города. Собака взвизгнула от боли, убежала. Вскидываюсь – ведь это не я!

– Кто? Ко мне! – кричу я.

С повинной головой, нелепый, придерживая рукой разом сползающие штаны и неподогнанные части доспеха, но тут же запнувшись и вскинув голову, чтобы увидеть меня через сползающий на глаза шлем, с верёвкой в руке, вышел один из моих бойцов.

– Праща? – удивился я.

Боец пожал плечами, шлем опять ему закрыл глаза. Вскинул руку, чтобы поправить шлем – штаны упали, оголив тощий зад и тощие ноги, нагрудник в веревочных петлях сполз, скособочив мужика. Праща – просто верёвочная петля, тут же мужиком и сплетённая из верёвки, которой он и был подпоясан, пуля – подобранный камень.

– Молодец! – возвестил я. – Как всё это вот…

Я обвёл руками безобразие вокруг меня.

– …Успокоится, напомни мне о себе. Понял?

– Понял, хозяин! – поспешно кивнул боец, отчего шлем его свалился с его головы и зазвенел по грязной мостовой.

– Оправься! – рыкнул я. – Смотреть противно! Ты – Смертник! Неси это звание гордо!

И поехал дальше, разглядывая жуткие картины города, охваченного долгой бойней смуты. Чуть ли не на каждом столбе, чуть ли не на каждой перекладине по висельнику. Везде не убранные павшие. Уже ограбленные. Двери и окна домов и подворий или заколочены по-осадному, или выбиты «с мясом». Воняет падалью, нечистотами и пожарищами.

Находим своё подворье. А там уже новые «хозяева». Чинят и вычищают следы штурма и боя. Поджал губы – кровь на земле красноречиво рассказала мне о судьбе моих людей. Кочарыш с братвой было принялись возмещать свою ярость на новых «хозяевах», но замялись. А потом я их вовсе отозвал. Мужик с колтуном больных волос на голосе с иссохшей правой рукой трясся всем телом, тщетно силясь произнести хоть слово, так его напугала братва. Зубы его стучали гораздо громче, а штаны стремительно темнели от сырости страха. Он всё пытался своими изуродованными руками развернуть документ, но упрямый свиток упорно сворачивался. Но дело не в этом инвалиде. А в толпе испуганных голодранцев за его спиной. Полный двор подростков.

– Школа! Словесности! – изумлённо воскликнул Чижик, со злостью вырвав свиток из рук инвалида и прочитав написанное, заверенное подписью и печатью.

Инвалид, икнув, кивнул, расплакавшись, изуродованными руками прикрывая свой позор обмоченных штанов. Вот тебе и учитель словесности – слова вымолвить не смог. Но страх – плохой подсобник.

– Гнать? – с сомнением спрашивает Кочарыш.

Поджимаю губы, разворачиваю Харлея.

Мне сносит чердак! Трупы, падаль, висельники, но тут же собрали голодранцев для организации школы! Просветительская работа! Что, гля, происходит? В городе типичный хаос средневекового разорённого города в типичной безжалостной и безумной Смуте, но за городом грандиозные стройки! Причём не последовательное возведение объектов, а единовременное! Это уровень масштаба, или уровень глупости? И что это вообще такое? И почему вы новый порядок, раз уж сумели организовать такие толпы землекопов и их конвоиров-надсмотрщиков, с соответствующими и сопутствующими организационными процессами обустройства всех этих людей, обеспечения им ночёвки, крова, питания, но не смогли задавить смуту в самом городе! Что за нах?! Не бывает так! Или всё бардак, либо всё в упоряде! Не бывает настолько броских различий. Не логично это!

Еду в центр города. Как раз к гудящему детинцу на холме и кварталу Гильдии наёмников. Мои – за мной. Серо-чёрные, кто мог, отваливались. Не удерживали. Они нам не пленники. А мы им не победители. Всё это одно огромное недоразумение!

Нас ждут. Но хотя бы не встают на пути. Расступаются. Всё молча. Вроде и не серо-чёрные, а молчуны, как будто и им языки подрезали.

К Стене Дома наёмников не пройти, не наступив на убитого. В самой стене, в воротах пробоины. Но в них – щиты наёмников, жала стрел и дуги самострелов, клинки топоров и блеск брони.

Осаждающие расступаются перед нами, растаскивают баррикаду. Всё же мы заставили себя уважать. Стоял и ждал, пока с моей дороги не уберут обломки и мусор. Потом, так же молча и неподвижно, ждал, пока уберут тела. Заинтригованные осаждённые тоже не стреляли, а с удивлением смотрели на осаждающих, опасливо, за щитами, утаскивающих тела павших. Видимо, сама эта ситуация была настолько из ряда вон, что тишина растекалась от молчащего меня и молчаливых осаждающих по окрестностям. Среди штурмующих, кстати, совсем не видать серо-чёрных.

И вот когда дорогу мне освободили, я подъехал к пробитым и побитым воротам, ограждающим квартал Гильдии наёмников от остального города и, усилив свой голос возможностями моей брони, крикнул:

– Я – Мрачный Весельчак, глава «Усмешки Смерти», по найму Гильдии Наёмников и Совета Северного округа ходил в Ущелье Скорби. Задание выполнено! Кому я могу доложить результаты похода? У кого я могу получить вознаграждение?

– Рад, что ты жив, Мрачный! – слышу я голос главы Гильдии. – И очень удивлён, что ты вернулся, да