По ту сторону жизни, по ту сторону света - Виталий Иванович Храмов

Осматриваюсь. Потолок, стены, окна-шторы, шкафы-диваны, ещё дверь за занавесками, расшитыми золотыми нитями, видимо в опочивальню. Только затем смотрю на большой и богатый стол, заставленный изысканными, дурманяще (я – голодный) пахнущими яствами и старыми кувшинами со старым вином. И лишь затем смотрю на Хрена Моржового за столом в белоснежном расшитом золотом плаще и в артефактных кольцах на пальцах с огромными самоцветами. Блестит, как подстилка олигарха. Это тот самый, что стоял в центре. Центровой.

– Ну? – рычу я.

– Не очень вежливо с вашей стороны, – качает головой центровой. У него причёска, макияж, даже маникюр. Глаза подведены, губы подкрашены. Тьфу! Полусладкий!

Он открывает напомаженный рот, видимо представиться, но я перебиваю его:

– Ты готов к смерти, Тёмный? – рычу я.

– Стража! – визжит он, отшатываясь, портя тем свою укладку, звенят подвески на его шее.

Двери с грохотом распахиваются, влетают позолоченные недоумки, оттесняют меня от центрового, выдавливают за дверь. Вот и поговорили! Хотя не очень-то и хотелось общаться со всякими недоумками, попутавшими собственную половую принадлежность!

Хорошо, они двери передо мной открывают. Хотя плохо. Я хотел бы с ноги разнести парочку дверей. Или парочку морд. Мерзких позолоченных морд. Народовластие говоришь? Хэх!

Но оказываюсь в коробке серо-чёрных бойцов. У этих морды не лоснятся. Лица, что ремни подвески меча наёмника с большой дороги – дублёные, в складках и застарелых шрамах. Носы не у всех стоят ровно. Но все до одного выбриты, ни один не воняет. Ничем, кроме запаха кожи доспеха и смазки, которой обработано оружие. Они и ведут меня на выход.

На площади пятно, отмечающее след, где моя пехота вчера стояла, и пока я беседовал с Советом, вымели за пределы собственных рядов всю падаль. Вот тут я и остановился.

– Ты! – тыкаю я в лицо одного из немтырей. – Я тебя узнал! Как самочувствие?

Это тот самый, которого я приголубил оплеухой в затылок, а потом отправил с поручением в город.

Серо-чёрный вежливо наметил улыбку краем губ и почтенно опустил глаза, чуть совсем, но кивнув.

– Можешь отвести меня к своему хозяину? – спрашиваю я.

Взгляд серо-чёрного остекленел. А когда вновь ожил, то серо-чёрные, по знаку одного из них (видимо эти чёрные иероглифы, что у них повсюду, всё же имеют какое-то значение, возможно номера, звания, принадлежности), повернулись, и мы пошли налево от Зала.

Обогнув громадину Зала Совета, что занимал места в городе, наверное, столько же, сколько и весь квартал Гильдии наёмников, входим в пристройку, пусть и капитальную, но пристройку.

Казарма! Так это казарма серо-чёрных! Мог бы и по запаху догадаться ещё на входе! Хотя… Там столько намешано в той вони. Серо-чёрные бойцы отдыхающих вахт, занимающиеся своими бытовыми делами, с удивлением поворачивались в нашу сторону. Проходим казарму насквозь. В то место, где по типичной казарменной логике должен быть «красный уголок». В дверь коробка не пройдёт, потому вежливо, ногой, стучу в дверь и захожу, с криком-рыком:

– Ты что ли самый Тёмный тут Тёмный?

Обычный и довольно скромный кабинет. Не очень маленький, но и не очень большой. Без помпезности, вообще без украшательств. Голая функциональность. Ничего более. Спартанская обстановка. Койка, точнее, нары – тут же. Застелена, как по линейке, простым бурым шерстяным одеялом из грубой некрашеной шерсти. На окнах, кстати, занавески, типа штор. Серые, как можно было бы и сразу догадаться. Большой, старый, но грубый стол с тумбами. На столе бумаги, письменный прибор, крайне примитивный, глиняный, какие-то непонятные приборы и запчасти. Ни свечей, ни подсвечников в кабинете не было. Прямо над столом плавают в воздухе сразу три святящихся шара, при моём появлении усиливших своё свечение.

– А-а! – трубно восклицает хозяин кабинета. – Мрачный Весельчак! Ну, проходите, раз уж пришли!

Это тот самый, присвистывающий гундосый советник, крайне левый. И теперь, когда он не скрывал лица, он без своей накидки советника, я увидел причину его нарушения речи. Пожалуй, большего урода я и не видел!

– Ты готов к смерти, Тёмный? – спрашиваю я.

– Конечно! – пожимает плечами урод, доставая из стола кувшин с вином и два серых (уже привычно серых, серебряных) кубка. – Ты убьёшь меня?

И разливает вино в кубки.

– Конечно! – рычу я, ногой пододвигая стул со спинкой к столу, сажусь, как истинный пендос, закидывая ноги с сапогами в пыли Ущелья Скорби прямо на стол, придавливая бумаги и свитки, беру кубок и шумно отхлёбываю из него. Потом решив, что маловато быдлячества, отрыгиваю в лицо собеседника и собутыльника: – Ну, ты и урод!

Лицо у него крайне необычное. Если рукой закрыть одну половину лица – будет один человек. С бронзовой кожей, с тёмно-русыми жидкими волосами и зелёным глазом. А закрыть рукой эту сторону, то будет другой человек – с карим глазом, с жидкими тёмно-рыжими волосами, тёмно-красной кожей и ожогом на щеке, стянувшим щёку в горестную усмешку. И вроде бы по отдельности и ничего страшного, бывает и не такое, но вот вместе эта двуличность пробирает до дрожи.

Советник слегка улыбается и склоняет голову, будто я ему высказал комплимент:

– Слухи о моей внеземной красоте завсегда опережают меня и неизменно поражают в самое сердце, с первого взгляда, – с коверканьем слов в нос от «заячьей губы» отвечает он мне.

Ржу, не могу! Расплёскивая вино на стол, на бумаги, да и себе на куртку и штаны.

– Вы меня сейчас убивать будете? – спрашивает он.

– Не, – мотнул я головой, – я передумал. У тебя вино вкусное. Да и понравился ты мне. Твоя внеземная красота, поразившая меня в самое сердце с первого взгляда. Может, позже.

– Может, вовсе не надо? – пожимает он плечами.

Будто мало его крайне «симпатичного» лица, его левая рука ещё и суховатая, меньше правой. Даже плечи разные в ширине. Вот вроде он и маг уровня магистра сразу нескольких Школ магии, не считая Тёмной Школы, я не знаю градаций шкалы этой запретной школы, а ведь не исправил своё уродство. Непонятно только зачем в кабинете, там, за шкафом – зеркало в полный рост.

И одет советник скромно. Да, материалы его облачения не самые дешёвые. Костюм, штаны из дорогих тканей и кожи тонкой выделки, но расцветки неброской, без декора вышивки, а рубаха пусть и из выбеленного, но обычного льна. Не шёлк. И не кружевная. Видимо, не понты и не цена были решающими в выборе материалов и форм его одежды. А функциональность. Удобство важнее понтов?

– Ну, как не надо? – возмутился я. – Ты же в ответе за смерть моих людей. Смерть за смерть таков закон мироздания. Да и… Я слышал, что