Леди Клементина Черчилль - Мари Бенедикт

что полное согласие с Соединенными Штатами, здесь и сейчас представляемыми Элеонорой, необходимо для мира сегодня, и возбуждение в ней неприязни не приблизит нас к желанной цели?

По счастью входят слуги с кофе и десертами, и я пользуюсь возможностью прекратить этот конфликт.

– Думаю, нам пора вас покинуть, – я встаю вместе с женщинами, следуя традиции, согласно которой после ужина мужчины и женщины проводят время раздельно, дряхлый ритуал, из-за которого я чувствую себя несколько неловко в присутствии Элеоноры.

Мы удаляемся в салон, где лакомимся «баттенбергом»[106] и развлекаемся разговорами. Когда разговоры затихают, Элеонора встает и прощается.

Я провожаю ее до передней двери, где ее ждет автомобиль.

– Позвольте мне привести Уинстона. Он захочет попрощаться, – предлагаю я.

– Пусть наслаждается разговором с джентльменами. В любом случае мне хотелось бы улучить момент с вами наедине.

– С удовольствием, – о чем же приватно хочет поговорить со мной Элеонора?

– Не знаю, как и благодарить вас за все то время, что вы посвятили мне, показывая военную Британию. Отвага британского народа, увиденная собственными глазами, произвела на меня неизгладимое впечатление. Особенно Кентербери.

Слезы набегают мне на глаза при мысли о нашем визите в Кентербери, где нас встретили толпы женщин и детей, а на следующий день мы узнали, что их бомбили и многие из тех, кто встречали нас, наверняка погибли.

– Это было честью для меня.

Она ободряюще пожимает мне руку.

– Я также хочу, чтобы вы знали, насколько я благодарна вам за обстоятельный взгляд на британских женщин и их труды в военное время. Я планирую применить некоторые из ваших программ в Америке.

– Мне было приятно, Элеонора. Мы, женщины, достойны куда большего, чем кто-либо понимает.

– Полностью согласна. Вообще, мне хотелось бы поговорить о значении роли женщины. В будущем союз между нашими странами станет еще более важным.

– Именно, – Элеонора говорит очевидные вещи, и мне непонятно, к чему она ведет.

– И мне незачем говорить вам об этом, поскольку дипломатия такая личная вещь, что взаимоотношения между нашими мужьями – важнейший аспект в успехе этой дипломатии.

Я начинаю понимать ее конечную цель, но я не буду опережать ее. Я подожду, пока она не попросит.

– Конечно.

– У нас с вами уникальное положение, чтобы сыграть важную роль в этом союзе, и я понимаю, какие шаги вы предприняли в объединении наших стран через мистера Хопкинса, Уайнанта и Гарримана. Так что, пожалуйста, простите меня, если я буду слишком бесцеремонна, но мне хотелось бы думать, что мы сможем обратиться друг к другу, когда этот альянс покажется, – она подбирает слова, что редкость для обычно четко выражающей свои мысли Элеоноры, – не слишком мирным.

– Вы можете рассчитывать на меня, Элеонора. Думаю, сейчас вы уже знаете, что вы не одна.

Глава сорок вторая

Август 1943 года

Квебек, Канада, и Вашингтон, округ Колумбия

Я сажусь рядом с Уинстоном за стол заседаний.

Некоторые из мужчин даже не пытаются скрывать свое раздражение моим присутствием. Я почти слышу их мысли. Какого черта этот Черчилль приволок свою жену? Словно нам мало препятствий к миру. Конечно, никто из остальных мировых лидеров не привез с собой жен, но я привыкла быть единственной женщиной на важных политических встречах и мероприятиях. За десять месяцев, прошедших после визита Элеоноры в Англию, я все чаще видела такие ситуации, отчасти из-за ее слов и действий ее мужа.

С тех пор в мире и в моей жизни произошло много сдвигов. Многие были публичными и горячо одобряемыми. Хотя война продолжается на всех фронтах, заголовки газет говорят не только о победах, но и о более тревожных событиях: в то время как Россия начинает возвращать свои территории, немцы вытеснены из Северной Африки и союзники вторглись в Италию, но американцы продолжают сражаться с японцами в Тихом океане. Некоторые успехи мы отмечаем приватно, играя в безик с мужем вечером, или порой выбираемся на случайный спектакль в момент краткой военной передышки. Другие перемены не так приятны – такие как влияние на здоровье Уинстона развода Памелы и Рэндольфа и далекие перелеты на конференции, организованные для встречи мировых лидеров в одном месте, чтобы сложить в единую картину новый военный ландшафт.

И все же для меня самая мощная подвижка тихо нарастала внутри меня самой. Моя сверхбдительность стала точно настраиваемой после моего поворотного разговора с Элеонорой, и, хотя я продолжаю свою работу с Христианской молодежной женской ассоциацией, Русским фондом и британскими женщинами, я ищу возможностей быть еще более вовлеченной в общую схему войны кроме обычной опеки Уинстона. Я ищу такие области, в которых он проявил себя исторически недальновидным, даже если моя вовлеченность потребует бросить вызов самой себе.

К середине лета из разговоров с Уинстоном я поняла, что у них с Рузвельтом возникло некоторое охлаждение, вместе с тем мой муж стал все больше восхищаться американским президентом. Я намекнула на это, но мой муж цеплялся за свою веру в уникальную связь между нашими англоговорящими странами и уверенность, что Рузвельт разделяет эти взгляды. Когда мы узнали, что Рузвельт попросил о тайной встрече русского лидера Иосифа Сталина, специально оговорив, чтобы Уинстона там не было, то даже мой муж, превозносящий американского президента сверх меры, начал осознавать, что компанейское поведение Рузвельта может быть не без подводных камней. После его открытия я предложила присутствовать на будущей конференции в Квебеке вместе с ним, и, хотя я не предлагала ему мониторить личную динамику отношений между Уинстоном и Рузвельтом, скорость, с которой он принял мое предложение, сказала мне, что он на каком-то уровне понял меня.

– Блестяще. У меня будет шанс укрепить мои взаимоотношения с Элеонорой, – прикрыла я правду этим объяснением, хотя я действительно снова хотела повидаться с Элеонорой. Меня тревожила динамика тщательно засекреченной военной Квебекской конференцией под кодовым названием «Квадрант», и не только из-за недавней связи Рузвельта со Сталиным. Главными участниками конференции должны были стать Уинстон, Рузвельт и хозяин, либеральный премьер-министр Канады, У. Л. Маккензи Кинг[107], но, когда Уинстон предложил, чтобы Кинг участвовал во всех встречах, Рузвельт почему-то заблокировал эту идею, заставив Кинга выступать в чисто церемониальной роли. Почему Рузвельт не хотел присутствия Кинга, отличного человека, которого я знала лично?

– Да-да, – продолжал Уинстон без своего обычного ворчания. – Ты будешь полезна для англо-американских отношений.

Улыбнувшись его комплименту, я осмеливаюсь зайти на шаг дальше.

– А если я возьму с собой Мэри? Она могла бы официально быть твоим личным секретарем.

Он сцепил руки за спиной от удовольствия