(не) просто сосед - Стася Андриевская

— Стокгольмский синдром, увы… — печально подытожил за пеленой яркого света картавый мужской голос.

— То есть, вы хотите сказать, что наша Маска безнадёжно попала в зависимость от человека, которому так отчаянно пытается помочь? — воскликнул Кистяев, и студия дружно охнула. — Вот это поворот! Ведь сама-то она считает, что наоборот — все годы до трагедии находилась в зависимости от мужа-тирана!

— Обычно это так и бывает, — подтвердил картавый. — Жертве, для ощущения стабильности, необходим палач. Люди, подверженные зависимостям, если вдруг теряют её источник, всегда тут же стремятся найти другой. И случается, что чем более неправильным с точки зрения норм социума, и чем более осуждаемым будет эта зависимость или, в данном случае, персонаж-агрессор, тем сильнее и, как это ни странно, слаще бывает зависимость от него. Жертвы даже часто путают это с любовью.

— Но неужели нет выхода? Ведь Маска ещё совсем молодая женщина, к тому же у неё есть малолетний ребёнок, отцом которого является тот самый погибший от рук осуждённого муж!

Студия то ли осуждающе, то ли угрожающе загудела.

— Выход есть всегда, — успокоил картавый, — и это, конечно же, терапия. А кроме того, желание самой жертвы изменить свою жизнь и развернуться из выдуманного мира в реальный.

— Легко сказать! — воскликнул Кистяев. — Маска приехала из периферии, я даже не знаю, есть ли у них в городе услуги психологов?

— Клиника психологии и психоанализа «Новая эра», учредителем которой я являюсь, с удовольствием поможет Маске! Для этого ей понадобится лишь свободный доступ в интернет и шесть, восемь часов в неделю, на удалённую работу со специалистом.

Студия разразилась аплодисментами.

— А кроме того, — перекрывая её восторженный гул, заорал ведущий, — не будем забывать, что в тайной комнате прямо сейчас наш эфир смотрит человек, который утверждает, что может помочь нашей Маске! Как? Этого не знаю даже я! Да что там, я даже не знаю, мужчина это или женщина! Как и того, захочет ли секретный гость выйти из тайной комнаты!

Снова восторг толпы. Полина уже совершенно не контролировала ситуацию. Она изнывала от духоты и возмущения происходящим, но чёртов датчик на пальце стучал ровно, в то время как когда он зашкаливал, ей наоборот, было не так уж и плохо, скорее страшно от того, как громко он стучит. Всё чаще появлялся соблазн сказать «Стоп», но Кистяев, словно чувствуя критический момент, тут же включал пластинку о тайном госте или ловко перекидывал мнение аудитории на то, что, ну вообще-то осуждённый, тот, за которого так переживает и за свободу которого так смело бьётся Маска, спас ей жизнь! И не от кого-нибудь, а от того самого убиенного мужа-тирана!

Толпа в студии снова осуждающе гудела, но уже не понятно на кого, на Марка, Полину или Руслана, и слово брал следующий эксперт.

Юрист рассказал студии суть терминов «уголовное преступление», убийство по неосторожности», «убийство из мотива личной неприязни», а так же цель и перспективы обращений в апелляционный суд. Выразил согласие с психологом, что, возможно, Маска попала в своего рода зависимость от осуждённого, и в то же время сомнение в том, что он так уж не виноват.

— Тринадцать лет, — сказал он, — серьёзный срок, и для того, чтобы суд принял такое суровое наказание, и на то у него должны были быть действительно веские основания. К тому же, не будем забывать, что данное преступление является не первым в истории осуждённого, и он уже отбыл однажды полный срок по статье сто тридцать один часть один УК РФ.

— Погодите, что, что это за статья, поясните нам? — воскликнул Кистяев.

— А это не что иное, как изнасилование, то есть половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей, — сухо, словно по учебнику отчеканил юрист, и студия взволнованно загудела. — Конечно, эта предыдущая судимость на момент совершения нового преступления являлась погашенной и формально не может считаться рецидивом, но, как говорится, насильники бывшими не бывают. Я не видел материалов нового дела, но из того, что говорила здесь Маска, напрашивается вывод, что она темнит, и какие-то отношения между нею и осуждённым всё-таки были и возможно даже…

Дальнейшие слова эксперта потонули в дружном возмущённом гуле толпы, и Полина зажмурилась, борясь с тем, чтобы не крикнуть «Стоп!» Спокойно. Пусть говорят. Никто не знает ни её лица, ни настоящих имён. Она здесь полное инкогнито и согласно договору об участии у неё есть право уйти, так и не обнаружившись.

— Значит ли это, что вы считаете, что надежды Маски на пересмотр дела и досрочное освобождение подсудимого не имеют ни малейшего шанса на успех? — повёл разговор в нужное русло Кистяев.

— Скорее нет, чем да, — уклончиво ответил эксперт.

Потом говорил специалист органов опеки, и его речь однозначно свелась к осуждению Полины. Сыпались вопросы: С кем ваш ребёнок находится в данный момент, сколько времени в сутки вы проводите вместе, как вы объясняете ему свои отъезды, как вы собираетесь объяснить ему своё стремление освободить убийцу его отца. Понимаете ли вы, что присутствие этого человека в вашей жизни в перспективе может навредить психическому здоровью вашего ребёнка и так далее… И Полина пыталась спорить, перебить вопросами: а лучше ли для ребёнка видеть, как папа бьёт маму, или вообще остаться без мамы, но Кистяев не давал ей сказать ни слова, перебивал, выворачивал смысл её вопросов, умело подводя к тому, что прав приглашённый эксперт.

Председатель общественной организации был самым адекватным из всех. Он не осуждал, не задавал дебильных вопросов, а те, которые и задавал, были корректными и справедливыми по существу: Есть ли у Маски близкий человек, которому она может доверить свою душевную боль и как она справляется с таким ужасным душевным напряжением? Эксперт объяснял публике, что Маску нужно не осуждать, а поддержать, даже если кажется что она кругом не права. Даже если она действительно имела неосторожность находиться в связи с убийцей своего мужа. Иногда человеку просто нужно почувствовать сильное плечо рядом и ощущение того, что всё будет хорошо — и он прозревает уже от этого. Пересматривает свои прежние убеждения, находит в себе силы признать свои слабости и ошибки. Раскаивается.

Психолог спорил с общественником, утверждая, что подобным потаканием вполне можно закрепить жертву в её жертвенности, и такие вопросы должен разбирать исключительно специалист в области психологии и психотерапии, а может, и психиатрии, но общественник снова задавал Полине вопросы: Если ли у вас близкая подруга, или кто-то кому можно доверить то, что распирает душу? А какие у вас отношения с родственниками?… То есть, вы сирота?… И бабушка вырастила вас одна, правильно я понимаю? Тогда какие у вас отношения с ней? Наверное, она и есть для вас та самая и мама, и подруга, и плечо поддержки, без которого жить на свете, по моему личному убеждению, просто не возможно?

Полина не выдержала и заплакала. Кистяев лично поднёс ей стакан воды, и пока она, отвернутая спиной к зрителям, дышала и приходила в себя, что-то без умолку говорил спокойным, увещевающим тоном и гладил её по плечу.