Bella Германия - Даниэль Шпек

– Корни европейской культуры в Средиземноморье, – сказал Гримм. – Ее создали древние афиняне и римляне… твои далекие предки. Думаю, у нас гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд.

В следующий раз Джульетта проводила сына только до двери, а потом вернулась домой ждать его возвращения. Винченцо каждый раз приносил с занятий новую книгу. Готовя ужин, Джульетта донимала сына расспросами. Что говорил Гримм? Какие новые слова выучил Винченцо? Понравился ли ему урок?

За порогом квартиры Гримма был другой мир, куда Джульетте доступа не было. И задача Винченцо выведать все его секреты, кроме одного: того, что этот мир – его, по праву рождения. И этот мир был бы закрыт для Винченцо, будь он действительно сыном итальянского гастарбайтера.

Обслуживая за прилавком итальянок, гречанок и турчанок, Джульетта думала об их детях, которым навсегда суждено остаться по ту сторону невидимой границы, разделяющей немцев и мигрантов. Одаренность ничто, если ее не развивать, а для этого нужны деньги. Завернув горгондзолу, Джульетта пожелала покупательнице удачного дня и вдруг обнаружила, что шов на рукаве распоролся. Неудивительно – сколько лет этому платью? Когда она вообще в последний раз шила? С тех пор как Розария приняла решение провести зиму вместе с малышкой на Салине, а Джованни постоянно был в разъездах в поисках лучших поставщиков, Джульетте пришлось взять торговлю на себя. Швейная машинка в «ателье» так и стояла без дела.

Винченцо каждый день после школы садился на велосипед и ехал из Хазенбергля в Швабинг. Поначалу дорога занимала минут тридцать, но потом время заметно сократилось. Нетерпение Винченцо в предвкушении урока росло, по мере того как он постигал чужой язык. За порогом квартиры Гримма начиналось царство немецкой грамматики. Иногда Винченцо казалось, что эта неприветливая страна лишь на два часа в день открывается перед ним.

В отличие от многих других детей, он ел вдоволь, имел крышу над головой, родители его любили. И все же только у старика Гримма он чувствовал себя по-настоящему дома. И дело было не столько в языке, служившем скорее оружием против недоброжелателей на школьном дворе. Дома Винченцо не с кем было поговорить о том, что он прочел в книгах господина Гримма. Книги перемещали его в сферу идей, доступную лишь тем, кому недостаточно мира материального. Лишенный общения со сверстниками, Винченцо нашел друзей в лице Фауста и Парсифаля, Эйхендорфа, Овидия и Гомера.

Гёте и Шиллер открыли Винченцо другую Германию, гражданами которой были философы и поэты. И ему, смуглому мальчишке с юга, тоже нашлось в ней место. И выражение «немецкий дух», которое он затруднялся перевести на итальянский, не связывалось больше в его сознании ни с чем враждебным, но выражало нечто, свойственное и ему самому.

В некоторые дни, пока Винченцо нежился в лучах высокой культуры, Джульетта спешила на встречу с его настоящим отцом. Свидания проходили в половине восьмого вечера, на продуваемой всеми ветрами трамвайной остановке. Винсент забирал у Джульетты фотографии сына – и уезжал. Никогда, даже если лил ледяной дождь, он не приглашал ее сесть в машину. Джульетта возвращалась домой вымокшая до нитки. А ночью выбиралась из постели, чтобы тайком от Энцо вытащить из семейного альбома новую фотографию.

Вооружившись ножницами, она вырезала фигуру Винченцо из семейных снимков. Так, по частям, Джульетта передавала Винсенту единственное сокровище, которым владела. Тем больней было ей видеть, что сын с каждым днем все больше отдаляется. Винченцо отгородился от них книгами, от которых теперь не мог оторваться, даже когда Энцо звал его повозиться с велосипедом или играть в футбол. Энцо не знал, что и думать. Когда же Джульетта спрашивала сына, что тот читает, Винченцо только показывал ей обложку с названием, словно не видел смысла обсуждать прочитанное с малограмотной итальянской портнихой и продавщицей мясных деликатесов.

Однажды Джульетта решила за ним проследить, ее интересовало, не пытается ли Винсент встретиться с сыном. В теплом пальто, повязав голову шалью, она на трамвае доехала до Швабинга и затаилась неподалеку от дома Гримма за десять минут до появления мальчика. Джульетта выбрала пунктом наблюдения угловой дом на противоположной стороне улицы, откуда просматривался не только гриммовский подъезд, но и его окрестности. Завидев Винченцо, она отвернулась. Мальчик привязал велосипед к фонарному столбу и вошел в дом. Ни Винсента, ни его машины в поле зрения не было. Она выждала положенные два часа, промерзнув до костей. Наконец Винченцо снова появился на улице, оседлал велосипед и уехал.

Джульетта проклинала свою подозрительность. Откуда у Винсента время торчать под чужими окнами? До чего надо дойти, чтобы вообразить себе такое? Но по дороге к трамвайной остановке вдруг увидела его. Винсент стоял в телефонной будке, глядя в ту сторону, где скрылся Винченцо. Он не двигался – пока женщина с ребенком на руках не постучала в стекло будки. Джульетта спряталась за припаркованными неподалеку автомобилями. Винсент прошел совсем близко – она слышала его шаги по мостовой, – не заметив ее.

В июле люди высадились на Луну. Джульетта, Винченцо, Энцо в шумной студенческой компании полуночничали, глядя репортаж по черно-белому телевизору. На экране мелькали нечеткие кадры первых в истории шагов человека не по Земле.

– Porca miseria… – довольно ворчал Энцо. – Ну, теперь американцы точно обставили русских.

Даже троцкисты не нашлись, что на это возразить.

– А как зовут этих американцев? – подал голос Винченцо. – Это же немцы. Вернер фон Браун, он конструировал ракеты еще для Гитлера.

Для студентов это был настоящий подарок. Но Энцо не поддался на провокацию.

– Немцы, говоришь? Разве твой учитель не рассказывал тебе, кто изобрел телеграф? Маркони – слышал такую фамилию? И что твой Гитлер делал бы без телеграфа, а? Пускал почтовых голубей?

– Учил бы ты лучше немецкий, папа.

– Вот бездельник… Когда мне, если я вкалываю на рынке в две смены?

Джульетта замерла от страха: в воздухе запахло грозой.

– Они высадились на Луне! – закричал Винченцо. – А ты все возишься со своим погрузчиком. Неужели не надоело?

– Но я делаю это ради тебя! – завопил Энцо. – Ни пфеннига не заработал, а уже рот на отца разеваешь.

Энцо встал, чтобы налить себе пива. Он понимал, что сыну давно не о чем с ним разговаривать, и стыдился своего невежества. Джульетта поспешила на помощь мужу:

– А ты, что ты хочешь сделать из своей жизни?

Винченцо молчал. Что бы он ни ответил, было бы только хуже.

Но именно Винченцо нашел отцу работу получше. По дороге в Швабинг ему довелось проезжать мимо новой строительной площадки. Здесь возводили очередную станцию метро – Мюнхен готовился к Олимпийским играм. Требовались рабочие, крепкие парни, не боящиеся испачкать руки. Винченцо проводил отца до самой конторы управления и даже поработал переводчиком. Энцо выложил на стол свидетельство мастера из «ИЗО», но нанимателя больше впечатлили широкие плечи соискателя, нежели итальянские бумажки.