Восхождение к власти: день гнева - Соломон Корвейн

чувства нечто странное и признаются системной ошибкой? Осталось на границе с этой страной-тюрьмой повесить только табличку - «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

Память ещё долго может мучить изнеможённый от воспоминаний разум. Информократия цепкой рукой ухватилась за сердце и терзает при каждом лицезрении несправедливости, которая подаётся как «необходимость».

Рука мужчины касается бронежилета в том месте, где сердце, сжимая его и комкая ткань. От ряда картин прошлого сердце едва защемило, и боль распространилась в груди, подкатила к горлу знакомым комом. Маритон сделал пару шагов в сторону и встал поодаль от отряда. Сколько он видел незаслуженных убийств убогих и слабых, сколько измывательств религиозных фанатиков, верующих в Макшину, над обычными людьми, которых посчитали недостаточно верующими, жуткие смерти людей, решивших создать семьи за один факт такого действа. Каскад прошедшего, фантасмагория увенчались смертью Анны, что стала подобно искрой над пороховым складом – взорвала огненными эмоциями парня, встряхнула его душу и поставила на службу тем, кто вознамерился уничтожить ад. Информократия сама воспитала своих убийц.

Но вот тяжёлая рука ложится на плечо, развеивая все помышления, а грубая речь развеивает размышления:

- Пойдём в сторону, поговорим.

Маритон не в силах сопротивляться прошению и пошёл вместе с могучим воителем, слушая, как каждый шаг тяжёлого сапога порождает стон практически сухой травы. Мужчина, взирая на блестящие серебром пластины на торсе, и сдержанно восхищаясь колышущейся алой матовой юбкой с ярким крестом, видит не просто полководца, а героя из древних легенд о благородных рыцарях. Он воплощение гордости и силы, облачённое в высокотехнологический доспех. Он – живое оружие, поставленное на службу Императору и готов уничтожить любого его врага. Живой символ целой армии по своей воле вопреки цифрам выступивший на передовую и готовый пожертвовать собой, лишь бы уничтожить врага и даровать надежду человечеству.

Неожиданно для Маритона они вышли на опушку и тут мужчина увидел, что они находятся на возвышении, у подножья которого и построен тот самый городок, к которому группа должна выйти. У подножья высокого скалистого возвышения целые ряды серых одноэтажных зданий, возле которых целые поля, укрытые плёнкой – теплицы. Ещё дальше жилые двадцатиэтажные дома, образующие улочки и площади, а в центре всего города высокий шпиль в тридцать этажей, похожий на стеклянную башню, пронизанную синим ярким светом, гнетущим зрение. Земля, поля земли, где растут овощи и фрукты плотным и широким кольцом охватили небольшой центр, где чувствуется влияние информократичной цивилизации и ставшей центром аграрного городка.

- Это же…

- Да, - Аурон потянулся к шлему. – Это он. К нему мы и должны были выйти.

- Но что же…

Маритон видит, как возле города расставлены палатки, тысячи палаток тёмно-зелёного цвета, военная техника и наспех возведённые казармы. Заграждения и заборы под напряжением окутывали город словно одеяло. Турели и огневые точки, вместе с уставленными в небо зловещими стволами гаубиц и ракетами ПВО усеивали пригород.

- Тут не менее трёх когорт пехоты, эскадроны дронов, - заговорил Маритон. - Дивизионы арты, и полк ауксилии впридачу.

Тысяча воинов окружила город, который должны удержать ценой своих жизней. Дроны и киборги, люди и рабы – все они призваны, чтобы сдержать армию Рейха. И за то недолгое время всё же превратили аграрный городишко в узел обороны.

- Что ж, вот противник и приготовился к бою, - мрачно констатировал Аурон. – Шансов пройти незаметно у нас практически нет.

Маритон посмотрел на могучего воителя и увидел, что тот снял тяжёлый шлем и положил его в руку. Чёрный волос убран под броню, а взгляд серебряных глаз с незримой печалю, вгрызается в каждую постройку, возведённую в стиле хай-тек. Благородное лицо воина не отражает страха или ужаса, лишь полную готовность к действию, каково бы оно ни было.

- Но нам нет пути назад, - сухо отчеканил Маритон.

- Скажи, как тебе возвращение домой? – рука «рыцаря» устремилась в сторону высокотехнологичного города. – Твоя родина прекрасна и продвинута, а её технологии не знают соперников, и сегодня от её рук, скорее всего, мы падём.

- Нет, мой господин, - с мелькнувшей антипатией воспротивился Маритон, сжав в руках с силой дробовик и мотнув его в сторону селения, его голос исполнился рвением и по странному огрубел. – Информократия не оплот развития. Эта держава сущий ад, который нуждается в очищении. Столько напрасных слёз и столько невинной крови, пролитой лживыми «апостолами», будь они прокляты. Эта страна – оплот мракобесия и самого жуткого… эм… устройства. Прошу вас, - в пылкой речи мужчины промелькнул мотив моления. – Если нужно будет выступить против сотни сволочей, чтобы добраться до «апостолов», я это сделаю.

- Ты готов собой пожертвовать?

- Да. Ради завтрашнего дня, ради людей, ради счастья тех, кто ещё под гнётом тех тварей.

Аурон на пару секунд примолк, проницательно изучая сказанное, после чего без осуждения и упрёка посмотрел на Маритона:

- А ведь сражаешься не за Императора или Рейх. Нет, ты их даже не упомянул, - и, оборвав воина продолжил. – Ты несёшь им месть за личное горе, которое ест тебя подобно тому, как кислота разъедает металл. Я говорил со многими и знаю, что случилось в Тиз-141. Поверь, я сожалею такой потере…

- Да, господин, - выпалил Маритон. – Мне надоело говорить, что я тогда потерял смысл жизни и единственную, кто во мне вызывал желание жить. Сколько бы месть не подавляли, но она снова и снова во мне возгорается. Я вижу монстра, которого нужно уничтожить любой ценой. Я сражаюсь не за Рейх, но за весь его народ и тех людей, что ещё в той тюрьме, – оружие мужчины уткнулось в высотные здания, объятые синим диодным свечением, показывая, что есть «тюрьма». – Я сражаюсь, чтобы искупить грехи и тьму прошлого.

- Знаешь, у всех у нас есть тёмные пятна в жизни, - с пущей безнадёгой заговорил Аурон, и его лик стало каким-то мрачным и грустным. – Некоторые мои друзья-«Крестоносцы», с которыми я служу Канцлеру, до присяги ему были людьми веры и благочестия. Эмилий Павел «щит Генуи», Габриель Велот «Хранитель слабых». Они сражались за простой народ ещё до Канцлера и его торжества, они наследники древнего ордена, они – «Стражи Завета».

- Вы так говорите, будто сами не были «сиятельным рыцарем».

- Ещё до начала службы у Императора я был не таким… далеко. Я убивал беззащитных людей ради наживы, я сжигал целые города и был обычным наёмником