Эксплеты. Совет Девяти - Ирина Фуллер

– Может быть, необразованной толпе и ни к чему эта электрификация? Зачем электрический свет темной массе? – и девушка решила, что совершенно правильно сочла его болваном.

Бериот был крайне немногословен, что удивило Омарейл. В беседах с ней Советник не упускал возможности сказать что-нибудь поучительное. За ужином же он не просто почти все время молчал, но еще и постоянно смотрел в тарелку или на стену за спиной Омарейл, будто там скрывалась какая-то великая истина. Даррит тоже говорил мало, но при этом активно участвовал в разговоре: удивленно хмыкал, согласно мычал, сдержанно смеялся, если слышал что-то, что должно было сойти за шутку. Театральные способности Норта в очередной раз удивили принцессу: уж она-то знала, что ее спутник находил хозяина дома тупицей.

Севастьяне уделяли внимание все мужчины. Они постоянно учтиво интересовались ее мнением на тот или иной счет. Все, кроме Бериота, – тот ни разу за весь ужин не обратился к невесте, что вызвало возмущение в душе Омарейл. Подавить это чувство было совсем непросто.

Саму же Омарейл долгое время никто не трогал: лишь раз Дар Палладин поинтересовался, находила ли она вино достаточно легким и при этом терпким, и, получив короткий кивок, удовлетворенно пригубил напиток. И один раз Севастьяна, видимо, испытывая сочувствие к явно смущенной такой высокородной компанией девушке, поинтересовалась, что по поводу электричества думала «Мирра». Тогда Омарейл бросила короткий взгляд на Даррита и лишь пожала плечами. Она надеялась, что все посчитали ее перепуганной дурочкой, которая не могла и слова произнести в присутствии принцессы. Вероятно, так и было, потому что больше вопросов ей не задавали до того момента, как подали десерт.

Омарейл уже было решила, что все обошлось: ей удалось промолчать почти два часа, близилось завершение ужина, а значит – и долгожданная свобода. Севастьяна так и не узнала в забитой «госпоже Даррит» свою бойкую сестру. Бериот толком не смотрел на девушку, чтобы о чем-то догадаться. Дар Палладин был слишком увлечен собой, чтобы замечать хоть что-то.

Но тут Белория решил задать девушке вопрос:

– А ведь вы, Мирра, знакомы с творчеством моего друга Дара?

Что-то в его хитроватом взгляде заставило ее нервно сглотнуть. И все же она отрицательно покачала головой, надеясь, что это завершит неначавшийся разговор.

– Хм… – протянул Белория. – Но ведь я видел вас с его книгой в руках пару дней назад. – Он удивленно поднял темные брови, будто ожидал, что она опровергнет его слова.

– М-м, – задумчиво протянула Омарейл, – мг.

Последние звуки должны были означать, что она вспомнила, как познакомилась с шедевром пера Палладина, и теперь готова была подтвердить это.

– Прекрасно, и каково ваше мнение? – не отставал Белория.

Принцесса с трудом удержала себя от того, чтобы закатить глаза. Вместо этого она неопределенно пожала плечами.

– Думаю, Мирре требуется немного времени, чтобы сформировать свое мнение насчет работы господина Палладина, – попытался спасти ее Даррит. – Есть такие книги, которые нужно прочувствовать, прожить.

Дар попытался завязать разговор на тему своих произведений, но Белория аккуратно перебил его, снова обратившись к Омарейл:

– И все же мне интересно мнение именно госпожи Даррит. Молодая девушка, впечатлительная, чувствительная. Каковы были первые эмоции?

– У вас могло сложиться ложное представление… – начал было Норт, но Белория внимательно взглянул на него, и тому пришлось неловко закончить фразу: – О чувствительности моей сестры.

Все глядели на «госпожу Даррит». Та откашлялась и тихо, почти шепотом, стараясь добавить в голос новых для себя интонаций, ответила:

– Мне понравилось.

– В самом деле? Что именно?

Омарейл хотелось расплакаться. Теперь и Бериот сосредоточил на ней свое внимание – не потому, что начал что-то подозревать, а просто потому, что невозможно было оставаться безразличным, когда кто-то настолько откровенно страдал. Щеки девушки порозовели, и Севастьяна – явно из жалости – произнесла:

– Право, господин Белория, вы засмущали госпожу Даррит своими расспросами. Быть может, она не готова делиться сокровенными мыслями.

С благодарностью улыбнувшись сестре, Омарейл сделала глоток воды. Патер Нортастера был вынужден завершить разговор, сменив тему.

Пока морковный торт, разнеженный взбитыми сливками, исчезал с тарелок, Дар Палладин пел серенады своему таланту. В представлении мужчины именно ему удалось найти способ писать проникновенную прозу, способную размягчить даже самые черствые сердца и проникнуть в душу и посудомойки, и знатной дамы. Напоследок он сделал предположение, что в популярности писателя Дара Палладина не последнюю роль играла и его собственная харизма.

Омарейл и Севастьяна переглянулись и заговорщически хихикнули. Самовлюбленности мужчине было не занимать, но вот о харизме говорить не приходилось. Мало кому доставляет удовольствие компания столь увлеченного собой человека.

Наконец хозяин дома переключил свое внимание на недавно открывшуюся библиотеку. Это позволило Дарриту высказаться: место было удачно спроектированным, а читальный зал – в высшей степени комфортабельным.

Принцесса считала минуты до конца ужина. Она бросила взгляд на Ила Белорию: тот вальяжно откинулся на мягкую спинку стула, сложил руки на груди и с интересом наблюдал за беседующими. Смотреть на Палладина не было смысла: тот, восхищенный собственными речами, убеждал Даррита в превосходстве темных занавесок в библиотеке над светлыми. Его собеседник кивал, однако Омарейл заметила, что пальцы правой руки Норта уже сжали чайную ложечку – еще минута, и Даррит начнет раздраженно стучать ею по столу.

Севастьяна держалась прекрасно: зная сестру, Омарейл могла с уверенностью сказать, что та скучала. Но ни словом, ни жестом, ни даже выражением лица девушка не выдавала своего подлинного отношения к этому нудному разговору. Она продолжала смотреть на Палладина с вежливой заинтересованностью.

Наконец Омарейл посмотрела на Бериота – и ее словно пронзила молния. Именно в этот момент господин Советник перевел безразличный взгляд на девушку напротив, серые глаза встретились с карими. И не было бы ничего страшного, если бы принцесса не почувствовала вспыхнувший в душе господина Дольвейна интерес. Даже не интерес, нет, это было что-то более резкое, яркое, Омарейл не успела точно определить, что за эмоции уловила. Она отвела взгляд, но следующие пару минут боковым зрением видела, что Бериот неотрывно следил за ней.

Ее сердце забилось чаще, она пыталась найти занятие рукам, поэтому стала вертеть чашку с чаем. Не зная, на чем сосредоточиться, она то разглядывала сахарницу, то оценивала вазу с букетом, то – через силу – наблюдала за Палладином.

Пристальный интерес Советника нервировал. Омарейл даже толком не понимала, что вдруг случилось, что Бериот сменил роль с неподвижной статуи на кота, ждущего, когда со стола упадет обрезок колбасы.