"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

— Андрей, Александер — это слишком официально, а мы коллеги, делаем одно дело, — заявил он в первый же день нашего знакомства. — Конечно, ты «комми», а я «империалистический наймит», правильно я сказал? Но у нас один враг, совместная работа, поэтому давай говорить как нормальные люди.

Честно говоря, он мне понравился. Ничем не напоминал мне американцев из моей прошлой жизни. Молодой веселый парень, занимавшийся в ФБР поиском пропавших людей. И нет этой вечной дебильной фальшивой улыбки! Правда, насчет его специальности у меня были о-о-очень большие сомнения! Вроде бы ничего особенного, но какие-то мелочи в поведении, в манере вести себя, говорить просто кричали о том, что никакой он не разыскник. Скорее он походил на выпускника «Баха», только с американской спецификой. Может, именно потому мне и было легко сойтись с этим парнем, что, позанимавшись с «мальчиками Судоплатова», мне было комфортно общаться с такими ребятами. Они стали для меня своими. Как я написал в одном из отчетов, посвященных Алексу, у меня сложилось мнение, что он был своеобразным охранником одного из приехавших специалистов. На это указывало и то, что Садович старался держаться неподалеку от пожилого хмурого толстяка, старшего среди американцев. Вот тот был настоящий следователь! При знакомстве, когда нас представляли друг другу, я поразился сходству во взглядах этого американца и Владзимерского. Видимо, у профессионалов из разных стран есть много общего, в том числе и холодный, цепкий, изучающий взгляд. Да и посматривал на него Алекс с нескрываемым уважением и даже легким если не страхом, то опаской точно. Как мне объяснил Владзимерский, это был Генри Мак-Дауэл. Следователь по «скользким» и особо важным делам в ФБР. Человек, пользующийся доверием самого Гувера и, как и тот, ярый антикоммунист. Но при всем этом работал он классно! Даже я, профан в этом деле, заметил это. А наши следаки с нескрываемым уважением общались с мистером Мак-Дауэлом.

Вообще, эти раскопки оказались совсем не такими, как я себе представлял. Одно дело — читать о вскрытии больших захоронений, и совсем другое — участвовать в этом непосредственно. Во время работы на юге я участвовал во вскрытии захоронений. Но они даже близко не стояли с тем, что предстояло здесь. Во-первых, количество могил в практически одном месте, во-вторых, количество тел в них. Жутко было наблюдать, как из земли появляются ряды трупов… Бр-р-р.

Комиссия работала, а я наблюдал, общался с Алексом и другими иностранцами, а вечерами мы дружно пили. То у нас в домике, то в домике американцев. Самыми неприятными были англичане, уж больно заносчивые ребятки. Смотрят на нас, как на дикарей, одно слово — наглы! На исходе второй недели работы международной комиссии с одним из них, Дэвидом Банчем, у меня чуть до драки не дошло, даже не до драки. Скорее всего, я бы просто покалечил этого дятла. Довел, урод! С наглой рожей заявил, что немцы не способны на подобные действия, это, мол, только восточноазиатские варвары способны уничтожать беззащитных людей. И скалится, тварь! Спасла его от инвалидности только реакция Алекса, который успел отвести мой удар в стену, а потом еще пару минут успешно блокировать остальные удары. А прекратил это все сам Владзимерский, на которого, прогуливающегося с Мак-Дауэлом, наткнулся верещащий Банч, полураздетый и несущийся по морозу. Получив заслуженную дозу люлей, я направился к себе, а за мной увязался Алекс:

— Андрей, а что ты так взъелся? Ну, болтает этот островитянин, и что? Да и сам посуди, какие слухи ходят про твое энкаведе? — спросил он меня перед самым домом.

— Зайдешь? — Я открыл дверь и приглашающе кивнул.

— Если нальешь, — усмехнулся тот.

Через пару минут мы сидели за столом, с коньяком. Выпив свою порцию, я закурил и попытался объяснить Алексу:

— Скажи, Алекс, у вас существуют определенные инструкции по отношению к приговоренным к смерти? Я имею в виду по транспортировке, самой казни и захоронению казнимых?

— Конечно, — слегка удивленно ответил тот, доставая свои сигареты.

— Так вот. Все, что я пока видел на этих трех могилах, просто кричит мне о том, что все это дело рук не моей организации. Слишком много среди найденного просто не могло оказаться в могилах, если бы расстреливали именно сотрудники, как ты говоришь, энкаведе. Хочешь — верь, не хочешь — не верь. Но я говорю то, что думаю.

Затягиваясь сигаретой, Алекс задумчиво смотрел на меня. А я взял бутылку и налил еще. Погано было на душе, словами не передать! Погано и стыдно. Опозорился, млять! Завтра скажут собирать манатки и уматывать в Москву, и все из-за той сволочи! И моей несдержанности.

— Знаешь, Андрей, а я тебе верю, — неожиданно сказал Алекс, спокойно встретив мой взгляд. — Шеф тоже говорил, что слишком непрофессионально все сделано. Не чувствуется работы специалистов. Подход не тот, не спецслужб.

Я аж ошалел от его слов. Ни себе фига! «Янкесы», похоже, врубились в происходящее! Любят или не любят советскую власть, но профессионалами остаются!

— Ладно, Андрей, пойду я спать. — Алекс встал, застегивая свою теплую куртку, чем-то напоминающую знакомые мне «аляски». — До завтра.

— До завтра, Алекс. — Я, вздохнув, пожал ему руку. Какое оно будет, это завтра?

А «завтра» это было грустным. Для меня. С утра, в десять часов, у советской части комиссии всегда было отдельное совещание, на котором Владзимерский перечислял предстоящие работы и распределял людей по работам. Все прошло быстро, по уже отработанной схеме, попутно решили пару мелких проблем. Проблемы в основном касались наступивших морозов и возникших в связи с этим проблем с раскопками. Решив все вопросы, Лев Емельянович подытожил:

— Все, товарищи, приступаем к работе, а вы, товарищ старший лейтенант государственной безопасности, задержитесь.

Про себя вздохнув, я понял — началось! Дождавшись, пока все выйдут из дома, приспособленного под штаб, Владзимерский прошелся передо мной, вздохнул и спокойно спросил:

— Товарищ старший лейтенант, скажите мне, пожалуйста, у вас мозг в голове присутствует или вы в нее только кушаете и шапку одеваете? Вы вообще понимаете, ЧТО творите?! Вы знаете, что от представителей Англии поступила официальная жалоба на ваши действия? Причем не только на мое имя, как председателя совместной комиссии, но и отправлена на имя товарища Сталина! Вы соображаете, чем может закончиться ваша вчерашняя выходка? Вижу, что не совсем. — Он уселся на свое место и махнул: — Садись, балбес, закуривай, если хочешь. Своим вчерашним рукомашеством ты поставил под угрозу работу всей комиссии и даже отношения наших стран. Теперь тебе понятней стало?

Куда уж понятней! От подобных перспектив и так хреновое настроение стало еще хреновей. А Лев Емельянович продолжал:

— Вижу, понятней. Ладно. Мне уже доложили в общих чертах о произошедшем. Давай рассказывай и отчет давай. Потом посмотрю.

— А что рассказывать, товарищ майор? Собрались вчера у американцев. Сами же добро давали на посиделки эти. Подошли швейцарцы, неплохие мужики оказались. — Тут Владзимерский непонятно усмехнулся, но прерывать не стал. — И этот приперся, Банч. Сидели, выпивали помаленьку, общались. Говорили о всякой всячине, про свою жизнь рассказывали. Разные истории по своей деятельности вспоминали. Я про работу на юге рассказал, про лагеря, про зверства немцев. Зашел разговор о нынешних раскопках. Все согласились, что хотя вскрыта меньшая часть могил, но определенные выводы уже можно сделать. И тут этот Банч заявляет: мол, немцы цивилизованная нация, великий европейский народ, и они не способны безжалостно уничтожать беззащитных людей. На это способны только восточноазиатские варвары, и улыбнулся мне в лицо. Вот я и не сдержался. Хорошо еще, что Алекс оказался хорошим рукопашником, не дал мне прибить этого гада!