"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

— Ты понимаешь, Андрей, что поддался банальной провокации?

— Теперь понимаю, товарищ майор, — я вздохнул. — А американцы верят, что это не наших рук дело.

— Почему ты так решил? — Владзимерский подобрался.

— Вчера, уже после произошедшего, Садович проводил меня до дома и сам сказал об этом. Мол, его шеф тоже в этом уверен. Я в отчете все отразил, товарищ майор.

— Хорошо, почитаю. — Лев Емельянович вздохнул: — Создал ты проблем, старлей. Ладно. Иди, работай. Дальше видно будет.

После обеда, когда мы с Алексом перекуривали возле столовой, к нам подскочил посыльный:

— Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, вас начальник спецкомиссии, товарищ майор государственной безопасности, к себе вызывает. — Молодой, смахивающий на бурята боец аж светился от осознания выполняемого поручения. Усмехнувшись, я попрощался с Садовичем и пошел за бойцом.

— Несколько новостей для тебя, Стасов, — Владзимерский начал, как только я зашел к нему. — Не знаю, насколько вторая хорошая, но первая точно тебя порадует. Американцы и швейцарец полностью подтвердили твой рассказ. Причем представитель международного Красного Креста был очень возмущен поведением представителя англичан. Помимо всего прочего, и американцы, и швейцарец дали письменные показания, оправдывая и понимая твою реакцию на слова Банча.

А я вспомнил, как с самого утра меня поддерживал Алекс. Как подошел и пробурчал что-то одобряющее Мак-Дауэл. Как швейцарец, маленький, чернявый, сильно смахивающий на итальянца, Жюль Тьери через переводчика заявил мне, что он сам с огромным удовольствием набил бы морду этому островному дерьму. Из его речи самостоятельно я понял только про дерьмо — merde.

— Это были хорошие известия. А теперь, — майор помолчал, — не знаю, какое. Пришел приказ. Тебя отзывают в Москву. На твое место прибывает новый сотрудник. Так что собирайся и… удачи!

Интерлюдия.03.07.1942 г., Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина

— Значит, прямо так и кинулся на англичанина? — переспросил Берия Сталин.

— Да, Иосиф Виссарионович. Хорошо, американец вмешался, не дал ему до этого наглеца добраться. — Берия заглянул в бумагу, лежащую перед ним. — Заодно полностью подтвердилась версия Стасова о том, что этот Садович является высококлассным боевиком и выполняет, по всей видимости, функции охраны Мак-Дауэла.

— И американцы на стороне нашего сотрудника? — Сталин раскурил трубку и сквозь облако дыма посмотрел на наркома.

— Не только американцы, но и представитель Красного Креста Тьери. Причем они дали письменные показания в защиту Стасова.

— М-да. Похоже на то, что в отношениях САСШ и Англии что-то происходит, нужно выяснить, что, Лаврэнтий. А по Стасову, — он усмехнулся и сделал очередную затяжку, — пусть работает в Москве. Наказывать не будем — еще неопытный, горячий. Со временем пройдет!

В Москву я вернулся, скажем так, в не особенно радужном настроении. Да с чего ему быть другим? По сути дела, я опозорился по полной! Поддавшись на провокацию этого ублюдка, подвел всех. За себя особенно не переживал, максимум, что грозит, — отправка в компанию к Максимову, да и то маловероятно. А вот про последствия стычки думал постоянно. Успокаивала только реакция американцев и швейцарца, не ожидал, что они поступят настолько порядочно. Что-то за этим скрывается, только вот что? Между британцами и американцами должна была какая-то кошка проскочить, чтобы доверенное лицо Гувера встал на сторону красных, а не бриттов. А может, я просто усложняю, а американцы просто порядочные люди. Но в это, несмотря на всю мою веру в человечество, я не верю. Политика и порядочность рядом быть не могут. В любой стране. С этими мыслями я и зашел в наркомат. Отметился у дежурного, попрощался с сопровождавшими ребятами и направился к кадровикам — отметиться о возвращении из командировки. Освободившись через час, направился к себе в группу. Понимаю, что нужно будет идти к Мартынову, а не хочу, хоть убей, не хочу, и все! Но как сказал кто-то умный: «На свете слишком мало тех, кого интересуют наши желания». Не успел я скинуть полушубок, после того как меня хорошенько потискали ребята, зазвонил телефон.

— Старший лейтенант Стасов, слушаю вас. — Предчувствия меня не обманули.

— Срочно ко мне! — Мартынов был краток, как не знаю кто.

Я привел себя в порядок и нехотя поплелся к начальству:

— Разрешите, товарищ старший майор?

В кабинете Мартынова было жутко накурено, как будто он со вчерашнего дня там сидит и дымит не переставая. Подняв голову от бумаг, лежащих перед ним, Мартынов махнул рукой:

— Заходи, заходи, «герой». И не изображай вселенскую скорбь! Сам виноват! Поддался на провокацию …а! А если уж поддался, не должен был позорить госбезопасность, а разбить ему все поганое хайло! — Ухмыльнувшись, глядя на мою офигевшую физиономию, Мартынов продолжил: — Все нормально, Андрей. Радости от твоих действий никто не испытывает, но и наказывать тебя особо не за что. Рановато тебя в подобные дела запускать, как оказалось. А этого говорливого англичанина попросили покинуть пределы страны — англы согласились.

Прикурив папиросу, Александр Николаевич откинулся на спинку стула, еще мгновение полюбовался моим лицом и продолжил:

— Ладно. Эта тема пока закрыта. Позже составишь отчет по командировке, тогда и поговорим более предметно. А сейчас… Сейчас у нас есть более важное дело. — Он взялся за телефон: — Павел Анатольевич? Это Мартынов. Да, уже прибыл и у меня. Нет, пока не в курсе. Да, я тоже так считаю. Через несколько минут будем.

Я с недоумением слушал разговор и не мог понять, почему он так странно посматривает на меня? Закончив разговор, Мартынов поднялся из-за стола, сложил лежавшие перед ним документы в папку и удивленно взглянул на меня:

— Кому сидим? Пошли. Работа не ждет!

Чувствуя себя проводницей из рассказа Задорнова о втором 9-м вагоне, я потопал за командиром. Направлялись мы в хорошо знакомый мне подвал управления. От мысли, что мне опять предстоят беседы с медиками, я передернулся. Все-таки ощущать себя подопытным кроликом весьма неприятно, а иногда и просто больно. Но никуда не денешься, служба.

Как оказалось, с выводами я поторопился. Направились мы совсем не в ту сторону, где обычно со мной «беседовали». По дороге пришлось пару раз предъявлять свои документы часовым, стоящим перед решетчатыми дверями. А перед последней дверью, полностью металлической и с глазком в центре, еще и сдать оружие, сложив его в выдвинувшийся из стены металлический ящик. Пройдя в дверь, я увидел небольшой ярко освещенный коридор с шестью металлическими дверями, окрашенными в привычный темно-зеленый цвет. У самой двери стоял стол, за которым сидел плотный лысый кавказец в форме сержанта ГБ, с другой стороны был полукруглый выступ с узкой амбразурой. Еще одна амбразура виднелась в конце коридора, в его торцевой стене. М-да. Зайдет сюда тот, кому не положено, и — привет семье! Даже чирикнуть не успеешь! Хмуро посмотрев на нас, сержант нажал кнопку на столе, и через несколько минут слева открылась дальняя дверь. К нам вышел еще один сержант, здоровенный белобрысый парень с холодными, какими-то рыбьими глазами. Козырнув, он пригласил нас следовать за ним. Я покосился на Мартынова, но он совершенно спокойно реагировал на все происходящее. Явно бывал здесь и раньше, не то что я. Через минуту мы оказались еще в одном коридоре. Он сильно отличался от того, из которого мы только что пришли. Кирпичная кладка и сводчатый потолок просто кричали о его старости, в придачу он постоянно изгибался то вправо, то влево. Через каждые двадцать-тридцать метров пути встречались закрытые стальные двери. Несколько раз проходили мимо амбразур. Да-а-а. Видимо, когда расширяли подвалы, нашли старые подземелья и приспособили их для работы. По-хозяйственному поступили, однако. Наконец, минут через пять мы пришли. Дойдя до очередной двери, сержант нажал на кнопку звонка справа от нее. Еще через пару минут дверь открылась, и мы прошли в большое помещение, заставленное столами и шкафами. Еще идя по коридору, я заметил, что воздух в нем не спертый, а вполне нормальный. Заходя в помещение, я ощутил явственный поток свежего воздуха и заметил вентиляционные отдушины. Несмотря на то что помещение было тоже старинной постройки, переделки все же были.