Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - Владимир Жельвис

Такой подход кажется тем более убедительным, если учитывать, что сниженное восприятие понятия вполне может развиться из священного – достаточно вспомнить первоначальное и более позднее восприятие мифа о происхождении человека или целого племени от союза человека и собаки.

В применении к исследуемой теме это означает, что обожествление собаки и резко негативное к ней отношение могут способствовать превращению её названия в очень резкое оскорбление, сила которого прямо пропорциональна силе поклонения или презрения к ней.

Если же отношение к собаке двойственно, то возможность возникновения соответствующих инвектив ещё более вероятна и оправданна.

Рассмотрим подробнее оба источника инвективизации «собаки».

Понять, почему инвектива может родиться из негативных чувств, довольно легко. Однако необходимо признать, что сравнение с собакой считается оскорбительным ещё и потому (именно потому!), что во многих традициях собака занимает особое, привилегированное положение среди домашних животных.

Собака намного больше других животных связана с эмоциональным миром человека. Но в то же время в ряде аспектов поведение собаки – этого «почти человека» – находится в грубейшем противоречии с принятыми в человеческом обществе нормами. Собака известна своей агрессивностью, может нападать, даже не будучи на это спровоцированной, она не стыдится собственных отправлений и, что особенно существенно, абсолютно не способна соблюдать самое строгое человеческое табу – табу на открытое осуществление интимных отношений между полами.

Подобное поведение со стороны «неочеловеченных» животных общество соглашается снисходительно терпеть; но собака в такой ситуации может вызвать резкое осуждение: «Кажется, всё понимает, а тут ведёт себя, как скотина».

Особенно важно, что собака обладает такими благородными, с точки зрения человека, качествами, как преданность и способность к дружбе. В свете таких достоинств нарушение собакой человеческих табу кажется всем особенно постыдным: подразумевается, что тот, кто способен быть другом, должен быть этическим образцом и в других отношениях, и разочарование в этом случае бывает особенно сильным.

Как видим, осуждение собаки в рассматриваемом случае свидетельствует об очень высокой оценке человеком этого животного.

Особую роль в превращении названия собаки в оскорбление может играть табуированность собаки как священного тотемного животного. Вполне вероятно, что наиболее сильные значения всех «собачьих» проклятий идут как раз от нарушения этого жёсткого табу.

Это естественно: сила кощунственного нарушения табу должна быть прямо пропорциональна силе самого табу. И наоборот, нарушение слабого табу не может восприниматься слишком остро и не в состоянии стать основанием для возникновения чрезмерно грубой инвективы.

Несомненно, что для племени, считающего собаку своим предком, покровителем или родственником, сознательное профанирование священного символа считалось очень серьезным проступком, отчего оно и вызывало сильный шокирующий эффект. А сильный шокирующий эффект, как известно, и есть важнейший признак инвективы.

Парадоксальным образом грубость инвективы здесь свидетельствует не только, и даже не столько, о пренебрежении социальными нормами, сколько о неосознаваемом глубоком уважении, испытываемом перед поносимым понятием. Перед нами – пример того, как священное и сниженное представления одного и того же понятия сливаются в единое целое.

В данном разделе будут исследованы инвективные выражения, так или иначе лексически связанные с проблемами детородной функции человека или животных. Вычленить такие выражения из общего инвективного списка – задача трудная, частично даже невыполнимая, ибо, как показывает анализ, большинство инвектив в той или иной мере имеет прямой сексуальный смысл или в крайнем случае подтекст. Неудивительно поэтому, что (1) между подгруппами, на которые подразделяются сексуальные идиомы, нельзя провести чёткие границы и (2) ряд инвективных идиом попадает сразу в несколько групп.

Тактика сексуальных идиом исключительно разнообразна. Можно назвать, например, использование глаголов сексуального ряда в значении «Я доминирую, я могу сделать с тобой что хочу!». Сравним английское «Fuck you!» или русское «Я тебя в рот ебал!».

Очень распространены так называемые «матерные идиомы», по-разному сопрягающие имя матери или других родственников оскорбляемого с тем же непристойным глаголом.

Большую популярность получили различные «обнажающие» инвективы, сводящиеся к простому называнию «стыдных» частей тела. Сравним французское «Соп!», русское «Жопа!», польское «dupa», чувашское «капса» («пизда»), чака («хуй»), финское «Voi vittu!» (дословно «Ох, пизда!»).

Чрезвычайно распространены обвинения в позорном происхождении. Сравним итальянское «Bastardo!», финское «Paskiainen!» или русское «Выблядок!».

Одна из самых распространённых групп – обвинение в различных половых отклонениях: «Пидорас!» («Пидор» – тоже искаженное «педераст»). Сравним азербайджанское «Кет» («гомосексуал»). Сюда же примыкает группа обвинений в скотоложстве или сексуальной неразборчивости, нередко сводящаяся просто к наименованию соответствующего животного. Сравним «Сука!». Некоторые примеры последней группы приводились в предыдущем разделе.

Среди сравнительно редких «экзотических» инвектив можно назвать, например, «Необрезанный пенис!» и идиому «Целоваться по-европейски», очень оскорбительные среди туземцев архипелага Тонга, а также испанское (мексиканское) «А pendejo!» («волос с промежности», «волосатая промежность», употребляется также и комплиментарно в смысле «ловкий, умелый»). У шведов есть «Kukjävel!» – сочетание вульгарного названия пениса и дьявола. Английское соответствие – «Fucking fucker!»

Рассмотрим перечисленные группы подробно.

Инвективы этого типа, так или иначе группирующиеся вокруг глагола, означающего «совокупляться», встречаются в очень большом числе ареалов. В некоторых случаях соответствующий глагол может употребляться в десятках и даже сотнях разнообразных сочетаний, в самых различных значениях. Так, английский глагол «fuck» может быть инвективно использован как «Fuck you!» для выражения презрения (сравним русское «Ебать я тебя хотел!»), «Fuck mе!» – для выражения удивления (сравним русское «Вот те хуй!» или «Здравствуй-жопа-новый-год!»), «Fuck off!» в смысле «Убирайся!» («Уёбывай отсюда!»), «What the fuck!» («Кому какое дело?», «Кого это ебёт?»), «Don’t fuck about!» («Не мели ерунду!» («Кончай пиздеть!») и так далее, а также восклицание «Fucking hell!» (дословно «Ёбаный ад!»), переводу не поддающееся, так как очень грубое богохульство «Hell!» в сочетании с непристойным «fucking» много хуже обычного русского трехэтажного мата.