Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой - Ольга Васильевна Болгова

объевшийся лис. Тем временем Роули отправил служанку и сам занялся угощением постояльцев.

– Да, место у меня бойкое, что и говорить, прямо по дороге на Лондон и в восточные графства, но я за порядком слежу, кого ни попадя в гостиницу не пускаю. Можете быть спокойны за свое имущество, за лошадок – за всем приглядим, все сбережем. Никто еще в обиде не оставался, – приговаривал он, разливая эль по кружкам. – Хотя случаи бывают разные, как вы понимаете, сэр. Но не в «Копыте»! Кухарку мою только пытаются переманить, – он подмигнул. – А куда ж ее переманишь от родного мужа-то?! – трактирщик захохотал, тряся животом.

Бертуччо уселся за стол, утешившись живописной картиной расставленных здесь закусок. Отхлебнув терпкого напитка, Перси отрезал добрый кусок каплуна и занялся им, а неаполитанец вступил в разговор, вставляя меж каплуном и тренчерами исковерканные южным говором слова.

– Кухарка, хороший кухарка есть белиссимо, нельзя такой кухарка отдавать, только держать у себя. Отменный хлеб! Только для джентльмен, и для донна, донна белла!

Роули, похоже, не смутил ни иноземный вид собеседника, ни ломаный английский, на котором тот изъяснялся. Хозяин ему даже подмигнул – мол, и не таких видывали, ничем нас не удивить.

– Джентльмены всегда пируют в «Копыте» от души, да и леди от них не отстают.

– Хорошо, когда леди хорошо кушать, становится крепкий, как ваш служанка, – заявил Бертуччо, принимаясь за мясо. – Но благородный английский леди кушать мало, бледный, худой. Мессер не нравится худой леди.

Мессер окинул оруженосца мрачным взглядом, обещающим наказание за подобные вольности. Роули же радостно подхватил тему:

– Недавно останавливались здесь леди. Так одна уплетала за обе щеки. Глазками так и стреляла, сама в теле, бойкая, – причмокнул Роули, глаза его заблестели то ли от пива, то ли от приятного воспоминания о хорошо кушающей леди. – Другая, правда, мало ела. Настоящая леди, одним словом. Я удивился еще, что ехали они вдвоем, без джентльменов, – он на мгновение замолчал, глядя перед собой, словно представлял своих недавних гостий. – Правда, искал ее тут один, – задумчиво продолжил он, – но по виду не из благородных… Не проезжала ли, говорит, такая-то молодая леди c севера в сторону города? Нет, отвечаю, не проезжала. На другой день опять появляется, опять спрашивает. А леди эти накануне поздно вечером как раз у нас появились и с утра дальше отправились.

– И ты рассказать о леди?

– Я не рассказать… не рассказал, не мое это дело – незнамо кому о своих постояльцах говорить, – ответил Роули.

Что-то в рассказе трактирщика заставило Ральфа отставить в сторону кружку с элем и прислушаться.

– Почему простой спрашивать о знатной леди? Он хотел грабить ее, разбойник? – спросил Бертуччо.

Хозяин замахал руками и покраснел так, что Ральф подумал, что того хватит удар.

– Как можно! В моем трактире разбойники! – завопил Роули и осекся, наткнувшись на взгляд Перси.

– Он страшный, рыжий? Такие бывать люди в северный страна, – продолжил Бертуччо, коротко взглянув на Ральфа.

– Рыжий, да, точно рыжий! – зачастил трактирщик, хлопая себя по животу, словно в подтверждение своих слов. – Крепкий такой, с бородой, но йомена не похож, больше на солдата смахивает. И не с севера, нет. А леди богатая. Лошади у нее хорошие, а верховая кобылка, по всему, арабских кровей!

– Уже и арабских? – с сомнением спросил Бертуччо. – Ты откуда знать, что арабских? Разбираться в лошадь?

– Арабских! – убежденно завопил Роули. – Видал как-то у проезжего господина, он так хвалился своим жеребцом, мне его все показывал. Неужто рыжий этот их ограбить решил?! Вот мерзавец, прости мою душу грешную! У леди этой и так охраны мало было, да еще один из слуг сильно захворал, уехали без него, спешили до Кембриджа засветло добраться. Оставили бедолагу у нас – леди, надобно признать, щедро заплатила, чтобы за ним кто ухаживал.

Трактирщик задумчиво почесал подбородок. Ральф невольно повторил его жест – рассказ трактирщика наводил на совершенно неожиданные размышления.

– Кухня твоя хороша, но странные дела творятся у вас в Питерборо, – нарушил он свое молчание. – А ты сам что думаешь о той леди и том рыжем?

– Вот теперь подозрительно это все выглядит. – Роули озабоченно переводил взгляд своих маленьких заплывших глазок с одного собеседника на другого и вдруг снова хлопнул себя по животу, видимо, используя сию выпирающую часть тела вместо лба. – Вспомнил! Служанка наша, Мэри, любезничает с парнем, что служит в «Кабане и собаке» – захудалой гостинице на окраине. Она жене моей рассказывала, что рыжий и там про леди спрашивал. Но у них среди постояльцев леди и вовсе не бывает. Да и какая уважающая себя дама у них остановится? Крыша протекает, не комнаты – каморки, кроватей приличных нет, вместо конюшни – коновязь под навесом, а кормят там… Тьфу, не еда – отрава… Гильдию[87] не почитают, позорят только!

– А тот слуга, что болеть, не быть знаком с рыжий, не уехать с ним? – спросил Бертуччо. – Слуги бывать подкупленный звонкая монета, господин!

Оруженосец подмигнул Роули.

– Интересный история рассказывать ты. Но нельзя рассказывать всем. Мессер и я можно, мы надежный, честный люди на службе.

– Да кому ж я всем рассказываю, помилуй Господи?! – удивился трактирщик. – Только вам и только по случаю, раз уж разговор зашел. Да и леди та давно уж уехала, и этот рыжий исчез, и слуги ее здесь нет… Слугу, как он чуток оклемался, добрые люди, что в Линкольн направлялись, с собой забрали, обещали помочь ему до дому добраться. Тогда еще брат мой сюда приезжал, в понедельник на той неделе, потому я и запомнил. Так что не с рыжим он уехал, как вы изволили подумать.

Перси уже покончил с ужином, и голова его гудела от болтовни Роберта Роули. Он поднялся, бросил на стол монету и объявил, что устал и хотел бы выспаться после долгой дороги. Он улегся в постель, но долго не мог заснуть, думая о том, что рассказал трактирщик. Засыпая, он пришел к выводу, который ему совсем не понравился.

* * *

Сэр Мармадьюк так и не отправился на север доказывать преданность короне, зато каждый день появлялся в Картер-хаус с подарками и свежими новостями. Он ухаживал за Мод и не скрывал этого, бросая на нее пылкие взгляды, откровенно ею восхищаясь и иногда, будто случайно, касаясь ее.

Агнесс злилась и не упускала случая съязвить. Джоанна отмалчивалась, но ее глаза, полные тревоги при появлении гостя выдавали озабоченность происходящим. Мод привыкла к визитам сэра Мармадьюка, даже ждала их, подчас с нетерпением. Присутствие Скроупа вносило разнообразие и оживление в размеренный и довольно унылый образ жизни обитателей дома, и в какой-то момент Мод была вынуждена признать, что ей приятен его интерес