Шоколадный папа - Анна Йоргенсдоттер

Большой красивый дом, совсем непохожий ни на Бьеркгатан, 64, ни на дом у озера. Приветливый дом, мягкие потертые диваны, люди с бокалами в руках. Пиво, джин, вино. Отпечатки пальцев на бокалах, на стенах висят картины в мрачных тонах, портреты — такие, какими они должны быть. Андреа пьет и любит весь мир. В одной руке — рука Розмари, в другой — рука Лизы. Еще глоток, внутри разливается тепло, и вот что-то пробивается наружу (алкоголь — словно растворитель), что-то отчетливо красивое, и Андреа высвобождается, и вот в руке телефонная трубка, и номер набран.

— Каспер.

— Привет, это я, Андреа.

— Привет! — У него радостный голос. Удивленный, но радостный. Ведь правда? Пусть сейчас и поздно… Как будто скучал! Разве в одном-единственном слове можно услышать так много? Надо прислушаться.

— Прости, что я так поздно… я просто хотела сказать… что я скучаю по тебе.

Он молчит, он делает вдох, он произносит:

— Я тоже.

Он тоже! Бабочки вихрем бьются в груди, и Андреа знает, что все сложится, что во всем и правда, как говорит Лина-Сага, есть смысл. Конец — это начало, и все так просто: они должны быть вместе! Эти три месяца все изменили. Просто одной ночи для размышлений оказалось мало, а теперь все снова будет хорошо.

— Может быть, приедешь в гости? — спрашивает она. — Было бы чудесно…

ДА! Так он и говорит! ЧУДЕСНО. Голос робкий — такой, каким он общался по телефону в самом начале, еще до того как они привыкли друг к другу и перестали ценить то бесконечно прекрасное, чем была их общая жизнь.

Это могло бы стать заключительной сценой. Магия вернулась, и все кипит, растет, и ни капли боли. Все могло бы окончиться этим, но он так далеко! Андреа не может прикоснуться к нему! А это очень важно: они должны коснуться друг друга, преодолеть расстояние, обняться — вот тогда наступит развязка. Он говорит (снова!), что любит, поцелуй, THE END.

— Чудесно и опасно, — добавляет Каспер. «Чудесно и опасно», — произносит он. И умолкает.

— Почему? Почему опасно? — Андреа не видит опасности. Все как в фильме, где у двоих, несомненно созданных друг для друга людей все вот-вот сложится, но один из них сомневается, не видя того, что видит зритель: что в целом мире нет второй такой пары…

— Потому что сначала будут объятия, а потом, наверное, начнутся поцелуи… — шепчет прекрасный Каспер.

— Ничего страшного! — ликует прекрасная Андреа. Ведь в конце концов они все равно будут вместе! Все это лишь ради интриги, чтобы, как говорится, пощекотать нервы. Ничего страшного: просто все еще немного больно, но это пройдет.

— Посмотрим, Андреа.

— Созвонимся, да? — Ей же слышно, что он тоже хочет этого; она, может быть, и опьянела, но не оглохла, и у нее есть женская интуиция. Конечно, кружится голова, впереди обрыв — но ведь он был и раньше! Он был и до того, как все произошло, и с тех пор пропасть не стала глубже — наоборот, она уменьшилась. Окоп сузился, превратившись в узкую канавку. Андреа стала сильнее, Каспер, правда! Он снова будет с ней, и она больше никогда ничего не испортит. Андреа знает это и слышит, что он тоже знает, и они говорят «спокойной ночи», и «обнимаю» (!), и «пока».

Андреа идет к остальным — нет, не идет: она не замечает шагов, не чувствует под собой ног. «Парить над землей от счастья» — это не просто слова. Все видят: что-то случилось. Андреа говорит, что влюблена. Что она по-настоящему любит. Всем интересно, все хотят знать, и когда она произносит: «Каспер!», в воздухе повисает сомнение, присутствующие обмениваются взглядами. Они не раз слышали о человеке с желтыми волосами. Они знают о бракоразводных документах, уже вступивших в силу. Они улыбаются с деланным сочувствием, словно Андреа идиотка, и никто ее не поздравляет. Но им не все известно, далеко не все — можно сказать, ничего не известно! Она рассказала лишь о самом мрачном, о смерти и лекарствах, ни словом не обмолвившись о прекрасном. Нет, никто не желает ей удачи, никто не видит, что теперь ВСЕ иначе. Андреа встает, окруженная каменными улыбками, опрокидывает бутылку, которая разлетается осколками, — НИКТО не посмеет разрушить ее счастье, ей плевать на остальных, у нее есть Каспер…

— Андреа, подожди!

Но Андреа не ждет, она не может ждать, завтра она уберет за собой, а сейчас — спать, спать с любовью Каспера внутри.

* * *

Андреа в квартире, сразу же набирает номер, несмотря на голод и жажду, — сначала позвонить Касперу На автоответчике самый прекрасный в мире голос, и Андреа говорит: «Давай решим, когда, в котором часу ты приедешь». Она говорит: «Я скучаю по тебе. Позвони мне, как только вернешься домой».

Все почти как раньше, но еще интереснее. Сколько всего произошло, сколько было преград, но ничто (она знала это!), никакая сила не может разрушить то, что у них было, что у них есть. Андреа вспоминает, как они впервые увидели друг друга. Они знали все с самого начала, знали, что будут вместе. Разве они могут расстаться всерьез?

Почти-смерть и почти-измена: какие мелочи в сравнении с их любовью!

Наступает вечер. Андреа ждала его. Она снова набирает номер, и Каспер берет трубку, и Андреа думает, что он просто не успел прослушать сообщения, он только что пришел домой, а может быть, просто волнуется. Наверное, она сама должна проявить инициативу, ведь это все-таки она… как бы это сказать…. все испортила. Андреа повторяет все, что наговорила на автоответчик. Слова дрожат, опора — две крошечные таблетки, а на пути — целый поток чувств. Хочется разом выпустить их на волю, но надо действовать осторожно, сохраняя равновесие. Она слышит вздох Каспера.

— Ты же понимаешь, что я не могу приехать.

— Но ты сказал…

— Я не говорил, что приеду. Я не говорил ничего подобного. — Низкий, незнакомый голос. — Думаю, ты понимаешь, что мы больше никогда не сможем быть вместе.

Иногда говорят: «Мир рухнул». Иногда говорят: «Сердце разрывается». Все эти слова — пустой звук в сравнении с тем, что происходит на самом деле.

Ты исчезаешь, тебя становится слишком много — этого не объяснить.

Иногда говорят: «Согнуться под тяжестью горя». Эти слова не имеют отношения к тому, что происходит на самом деле. Андреа стоит прямо, двигает руками и ногами, открывает рот, даже рот: она проглотила шесть таблеток «Собрила», ведь их нужно принимать в состоянии тревоги, вот Андреа и принимает. Она не знает, как иначе продолжить свое существование: причина существовать только что исчезла.

Все закончилось.

Вот что произошло.

Слишком простые слова для такого непостижимого.

Говорят, что главное — это надежда. Поэтому Андреа ее и хранит. Единственное стоящее из всего, что осталось. Так что Андреа хранит надежду.

* * *

Сияющая всеми цветами Андреа с бутылкой вина в одной руке и телефонной трубкой в другой, в непрерывном осознании того, что все не так, что они, Каспер и Андреа, должны быть вместе. Просто должны. Это неизбежно. И скоро Каспер поймет это. Стоит Андреа крикнуть погромче, как он все поймет.