Копье и кость - Анастасия Машевская

Горцы несли сторожевое охранение, вели разведку, налаживали переправы через грозные, разрушительной силы водные потоки. Они первыми карабкались на отвесные скалы, закрепляли на их вершинах крюки, канаты, концы кожаных арканов и с их помощью поднимали людей, коней, поклажу.

Бансабира казалась двужильной. Никто не знал, когда она спит, никто не видел ее отдыхающей. Мать лагерей поспевала всюду: то вела за собой, прокладывая дорогу по малодоступным проходам, то замыкала колонну, подбадривая и подгоняя отстающих. Она осунулась, обветренное лицо, прежде всегда молочно-белое, потемнело, глубоко запали глаза, заострились обтянутые скулы.

Северяне держались на одном упрямстве. Шли на пределе, но шли упорно – по-волчьи, след в след.

Среди командования начали проявляться первые признаки нетерпения. Гобрий постоянно дергал ус, пристально разглядывая лиловые вершины гор. Раду при первом же шорохе хватался за меч и все время беспокойно озирался вокруг. Дан стал совсем безжалостным, еще больше усилил дозоры, лично проверял караулы во время ночного отдыха, иногда встречаясь с таншей, которая занималась тем же. Нер окончательно скис. Если вначале он без умолку скулил о тяготах жизни, то теперь его вовсе стало не видно и не слышно. Даже Одхан сделался угрюм и молчалив, и если его все-таки удавалось вывести на разговор, говорил коротко, рвано, тяжело дыша и раз за разом сжимая кулаки.

Из ближайшего окружения Бансабиры трезвую голову пока сохраняли только Вал, Ниим, Гистасп и, как ни странно, Шухран. Последний быстро прижился в отряде охраны как родной и за свое вступление в него (история об избрании таншей мигом разошлась в рядах еще по весне) получил прозвище Двурукого. Мать лагерей держалась еще суше и бесстрастнее, чем обычно. Бану давно восстановила форму во всех смыслах. Но даже она облегченно вздохнула, когда увидела на неприступном утесе башни чужого замка.

В тот же день она собрала совет командующих.

– Пусть каждый выскажется, – велела танша всем командирам и сотникам, – как считает, стоит нам брать замок или нет.

Мнение было почти единодушным – всех доконал чудовищный переход, все хотели передышки. Лишь несколько человек предусмотрительно посоветовали обойти твердыню стороной и, сжав зубы, идти дальше. В конце концов, где видано, чтобы границы земель, особенно в разгар войны, никак не охранялись. Гистасп в поддержку мнения хмыкнул, но высказываться не стал.

Выслушав всех, Бану отпустила офицеров и вскоре вышла наружу. Стоя на одной из вершин и глядя на видневшиеся вдали зубцы крепостных стен, она услышала шаги. Гистасп, безошибочно определили танша.

– Что вы решили, госпожа?

– Я согласна с теми, кто считает, что отсюда стоит убраться побыстрее. Но бывают ситуации, когда просто нельзя спорить с большинством. – Танша замолчала. Гистасп позволил себе договорить за нее:

– Даже если ситуации такие скверные, как эта.

И впрямь. За спиной бежевые, впереди – красные, с одного бока золотые, с другого тоже золотые, да еще дед, поведение которого непредсказуемо. Бансабира обернулась к соратнику:

– Аркан стягивается, Гистасп. Время затянуть петлю на собственной шее.

Путь до крепости требовал двух дней. Первого Бану вполне хватило, чтобы все обдумать. Вечером она созвала четырех командиров подразделений. Неру было поручено поворачиваться и идти назад столько, сколько получится: он – единственный в армии Каамал и единственный, у кого есть шансы выжить: у Раггаров ведь союз с Серебряным домом. Если все пойдет плохо, ему придется остановиться там, где его обложат. Если все пойдет еще хуже, ему следует сделать все возможное, но прорваться или к отцу, Яфуру, или к родственникам жены в Пурпурный танаар. Бану верила в него. К тому же у их сына обязан остаться хоть один родитель, со слезами в голосе заявила Бану. Нер расчувствовался, согласился, поклялся сделать все, что сможет, и пошел строить вверенное ему подразделение.

К Бугуту разговор был отдельный – он обязан найти среди своих людей таких, которые смогут не замеченными врагом прочесать местность. Стоит узнать, есть ли отсюда хоть какой-нибудь выход.

Когда вышел и Бугут, Бансабира долго молчала, бездумно уставившись в точку. Игнорируя тяжелое дыхание Гобрия и то, как Гистасп потирал в ожидании пальцы. Потом вздохнула, отбросила все маски и закрыла лицо рукой.

– Забирайте сотню Серта и уходите отсюда.

Чего? Мужчины подумали, что ослышались, но переспрашивать не стали. В этом нервном походе слух у всех них давно стал чутче обычного. Бансабира повторила сама:

– Забирайте сотню Серта и уходите.

Повисло молчание. До тех пор, пока смысл сказанного не достиг командиров.

– Нет, тану, – наотрез отказался Гистасп.

– С какой стати?! – Гобрий подпрыгнул на месте.

– Все это сделано для меня. Им нужна я.

– И что?! – вздрагивая от ярости, спросил Гобрий.

– Хороших полководцев трудно найти, моему отцу они пригодятся. Уходите, – приказала танша.

– Нет, – еще категоричнее заявил Гистасп, и Гобрий на этот раз с ним вместе.

– Вы что, не понимаете, что нас ждет в этой крепости?! – вскинулась Бану, багровея.

– ЭТО ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ! – закричал Гобрий. Бану перевела глаза на Гистаспа, ища поддержки, но тот почти не отличался от Гобрия. Впервые она видела его в состоянии, когда Гистасп почти не мог себя контролировать.

– О сиреневых я судить не возьмусь – впрочем, после того что мы тут вместе прошли, в них я тоже уверен, – но ни один северянин, тану, не бросит своего полководца в лапах врага! – Гистасп тоже повысил голос. – Ни один не сбежит, поджав хвост, как трус или предатель! Да большего позора представить нельзя!

– А бросить тана без верных союзников, значит, можно?!

– Вы такой же тан и защитник, как Сабир Свирепый! – напомнил Гобрий.

– Тогда подчиняйтесь мне! Уходите! Это приказ, – припечатала танша в конце, цедя сквозь зубы и заметно понижая голос.

Гистасп выпрямился, прогнав все эмоции с лица.

– Нет, – еще непреклоннее ответил он.

Когда наутро все воинство, кроме четвертого подразделения, стояло в готовности, Бану, хмурая, бледная, молчаливая, коротко кивнула и вскочила в седло. Впереди простиралась горная тропа, с которой лошади было справиться вполне по силам. Что до командующих, пусть идут, решила танша. Пора уже уважать их решения.

Подойдя вплотную, Бану разбила лагерь. На замок отправила сотню Серта. Самые высокие и сильные среди стрелков, приготовив страшные дальнобойные луки и тяжелые арбалеты, рассредоточились кольцом вокруг для прикрытия. Остальные воины, тоже вооруженные луками, прочесывали каждую бойницу, щель, выступ. Бану сама подстрелила взметнувшегося ворона. Почти сразу, ведомый инстинктом, поодаль встрепенулся стервятник – и тут же упал, тоже пронзенный стрелой.