Ледяная колыбель - Джим Чайковски

кружили халендийские быстроходные «охотники» и разведывательные корабли, изрыгая клубы дыма и пламени. Но худшее было уже позади.

Эту битву в тени вздымающейся из моря горы Шаар-Га Микейн вел уже бо́льшую часть дня и далеко за полночь. Вулканический пик светился вдалеке сквозь плотную завесу пепла и дыма, которые неустанно извергались из его огненного конуса. Казалось, прошла уже целая вечность с тех пор, как принц добрался до мутной стены Дыхания – дымной полосы шириной во многие лиги, отделяющей Халендию от Южного Клаша. Он намеревался устроить засаду на один, а то и на оба гигантских клашанских военных корабля, чтобы отогнать их обратно на родину.

Увы, но те разделились прежде, чем он успел вступить в бой. У Микейна осталась только одна упрямая цель – «Ястребиный коготь». Говорили, что им командовал один из сыновей императора. Его противник оказался хитрее, чем ожидалось, и был близок к тому, чтобы избежать засады Микейна – пока наконец «Коготь» и сопровождающие его корабли поменьше не удалось прижать к огненным склонам Шаар-Га.

Последовавшая за этим битва оказалась ожесточенной, но конец был неизбежен.

Микейн приподнялся на цыпочки, чтобы посмотреть под шлюпку, пока та по спирали снижалась к своей цели.

«Коготь» криво висел в небесах под ней, дымясь от бесчисленных пожаров. Его летучий пузырь был разорван в клочья бомбами и огненными копьями. Всего лишь пара отделенных перегородками отсеков его все еще раскачивалась над палубой, но их было недостаточно, чтобы удержать корабль в воздухе. Чугунный нос в виде увенчанной пучком перьев короны и крючковатого клюва горного ястреба был направлен высоко ввысь, словно изо всех сил стараясь удержаться в небе. Корма свисала далеко вниз, волочась сквозь дымную пелену.

Удерживали корабль в воздухе лишь два толстенных троса, которые ухватили «Когтя» за бока и тянулись наверх к боевому кораблю Микейна, доказывая, что у его «Крылатого возмездия» когти острее.

Здоровенная ручища хлопнула Микейна по плечу. Он оглянулся на багровую физиономию вирлианского рыцаря, предводителя его Сребростражи. На левой стороне лица у того был вытатуирован символ солнца и короны – такой же, как на серебряной маске Микейна.

– Добрая битва! – пророкотал Торин. – Твой отец будет гордиться тобой.

Принц отвернулся, стряхивая здоровенную руку мужчины. Он полетел во тьму Дыхания и так упорно сражался не ради одной только славы и почестей. Вовсе не предвкушение их разжигало его ярость, укрепляло его решимость.

Вместо этого Микейн представил себе Отана и Оллу, сосущих грудь его жены. Близнецы – это все, что имело сейчас значение. Грудь у него сжалась при одной только мысли о них. Даже сейчас принц ощущал у себя на языке сладость материнского молока, капли которого он нежно слизывал с широких сосков Миэллы, что еще больше привязывало его к своим детям.

Несколько месяцев назад при их рождении, среди крови и криков Микейн принес торжественную клятву: «Никто и никогда не нанесет им никакого вреда!» Он скорее умрет, чем позволит нарушить это обещание.

– Битва еще не закончена! – прорычал Микейн в ответ Торину.

Внизу, на перекосившейся палубе «Когтя», продолжалась жестокая схватка между халендийскими рыцарями и последними оставшимися в живых клашанскими гвардейцами. Битва была освещена пламенем. Повсюду валялись мертвые тела.

– Доставь нас туда, – процедил Микейн сквозь зубы рулевому, ощетинившись от раздражения. Он был полон решимости блистать, пусть даже в самом конце этой битвы.

Хотя «Крылатое возмездие» находилось под командованием Микейна, он по-настоящему не руководил этой кампанией. Прежде чем флот покинул Азантийю, король навязал Микейну нового военного предводителя королевства, верховного военачальника Реддака ви Лаха, недавно назначенного главой вирлианской гвардии. И хотя к советам и предложениям принца прислушивались, а часто даже принимали во внимание, последнее слово оставалось за Реддаком.

Однако в течение дня Микейн постепенно проникся уважением к знаниям этого сурового воина в области тактики и стратегии – хотя и не к его чрезмерно осторожной натуре. Микейна держали подальше от самых ожесточенных стычек. Реддак кружил над «Когтем» на безопасном расстоянии, прикрываясь огромной тушей своего корабля, и в итоге сумел заманить его в ловушку, полностью обездвижив. Он намеревался допустить принца на палубу трофея лишь после того, как тот будет окончательно обезврежен.

Тем не менее, воспользовавшись тем, что Реддак на что-то отвлекся, Микейн собрал девятерых своих Сребростражей и тайком покинул «Возмездие», улетев на одной из шлюпок. Он был полон решимости обагрить свой меч кровью – и что более важно, стать тем, кто в конечном счете завладеет «Когтем».

Описав последний круг, шлюпка нырнула под остатки огромного летучего пузыря «Когтя». Рулевой доказал свое мастерство, умело проведя ее по задымленной палубе и, резко остановившись.

Когда кормовая дверь грохотом упала на доски палубного настила, Микейн бросился было к выходу. Торин преградил ему путь рукой, закованной в сталь.

– Держись к нам поближе!

При других обстоятельствах Микейн отклонил бы такое требование, но Торин вполне заслужил свой статус предводителя Сребростражи. Если бы не вирлианин, Микейн в свое время не отделался бы одним лишь шрамом на лице от удара секирой. В знак уважения к этому поступку принц просто кивнул. Но придет время, когда он должен будет выйти из тени этого человека, чтобы засиять подобно серебристому солнцу и возвестить о том, что над Халендией занялся новый рассвет.

А пока что…

Торин что-то рявкнул, и круг Сребростражей вокруг принца сомкнулся еще тесней. Они один за другим попрыгали с кормы шлюпки. Жар ударил в лицо, словно кулак, – и от россыпи пылающих пробоин в палубе, и от обжигающего дыма Шаар-Га. Вокруг кружился пылающий пепел. Свист ветра пронзали крики и вопли. Отовсюду доносился звон стали.

– За мной! – крикнул Торин.

Микейн устремился за ним по пятам, прикрываясь им как щитом. Остальные Сребростражи сомкнулись вокруг них, образовав нацеленную вперед смертоносную стрелу, и таким строем помчались по палубе навстречу самым ожесточенным схваткам, пробираясь наверх, к баку корабля.

Добравшись до лязга доспехов и звона стали, они стремглав врезались в самую гущу сражающихся. Микейн не сдерживался и не уклонялся в сторону. С мечом в одной руке и кинжалом в другой принц дал волю своей отчаянной ярости. В Легионарии его хорошо обучили обращаться с оружием, и он регулярно упражнялся с Торином. Ему хотелось орать и реветь во время боя, но как раз Торин и научил его, что самый искусный боец – этот тот, который молчит.

Сжав губы и дыша через нос, Микейн рубил, колол и рассекал. Торин держался у него за плечом, иногда вмешиваясь, но в основном предоставляя ему полную свободу действий. Предводитель Сребростражи лишь поправлял его – обучая даже сейчас – всякий раз, когда принц совершал какую-нибудь оплошность.

Вместе они прорвались сквозь оставшихся клашанских гвардейцев. И хотя Микейн наслаждался каждым убийством, он знал, что это стало возможным лишь благодаря тому, что защитники «Когтя» окончательно вымотались. Это была не столько славная битва, сколько быстрая резня.

Когда чей-то изогнутый меч едва не полоснул его по лицу, он отбил клинок тыльной стороной ладони, выбив его из руки противника. А затем уже занес кинжал, целясь в щель в доспехах под его поднятой рукой, чтобы рассечь толстые артерии, как его учили.

Но его уроки еще не закончились.

Торин отразил удар кинжала Микейна рукоятью своего меча и пнул его противника сапогом со стальным каблуком в колено. Тот охнул и упал на доски.

Торин ткнул его мечом в лицо.

– Это принц Пактан, – объяснил Торин. – Третий сын императора Маккара.

Потрясенный Микейн опустил свой собственный клинок. Он ожидал, что принц имри будет прятаться на баке, что им придется вытаскивать его трусливую задницу из укрытия. Он лишь разинул рот, когда молодой человек перекатился на живот и привстал на коленях. Лицо клашанского принца под шлемом было покрыто потом и пеплом. По всему телу текла кровь из глубокой раны на лбу. Темные глаза впились в Микейна и Торина.

Когда перед лицом принца заплясало острие меча, оставшиеся защитники опустили оружие.