Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон

большой такой, самый большой, который найдём.

– Чтобы потом всю ночь бегать в туалет?

– Ёкаи разве нуждаются в таком?

– Вот скоро и узнаешь.

– Хорошо, но тогда с тебя гигантский арбуз.

– Уговорил.

Мы ещё какое-то время провели в молчании. В комфортном для нас обоих. Мне даже показалось, что я начал дремать, и стряхивать с себя эту сладостную дрёму было невыносимо трудно, но больше оттягивать было нельзя, ведь мы с лёгкостью могли просидеть так целую вечность: только я да Юки.

– Думаю, пора, – тихо проронил я.

– Да, пожалуй.

Я смутно помнил, как мы поднялись, держась за руки. Как подошли к перилам, глядя на стелющийся у подножия город. Как вызвали такси, чтобы подъехать ближе к горе. Всё происходящее мало походило на реальность. Все действия были словно в замедленной съёмке, а голоса эхом отдавались в голове. Отвечал и двигался я больше на автомате, чем в сознании. Я знал: чтобы сесть в машину, нужно нажать на ручку двери, а чтобы идти – передвигать ногами.

Мой максимум.

Сам же я от ужаса прятался в самом себе, ощущая себя не более чем преступником, приговорённым к казни. Правда, единственное моё преступление, которое мне довелось совершить, – это само моё рождение. Несправедливо.

Мне всегда казалось, что конец должен был быть длинным, красочным, немного трагичным. Что он будет длиться очень и очень долго, словно бы в предвкушении. Как занесённый над жертвой меч, готовый обрушиться в любую секунду, но вот такси приехало в пункт назначения, мы с Юки расплатились и вышли. Тайком пролезли за ограждение, чтобы нас не остановили, и пошли по каменистой земле куда-то вверх.

Начался снегопад. Перед глазами всё заволокло, а очки вновь запотели.

Подниматься было трудно. Воздух яростно обжигал лёгкие, а ноги ныли. Я вспотел, устал, и у меня кружилась голова. Теперь мне уже не хотелось умирать забытым где-то на горе, и больше я не восхищался красотой Фудзиямы – издалека она мне, пожалуй, нравилась куда больше.

Теперь и мысли об операции не казались такими уж ужасными, а ещё пара лет в запасе были целой парой лет! За два года я мог сделать много всего… наверное… хотя… Как только я начинал думать об этом, понимал, что во мне клокотал страх. Он разрывал меня изнутри, пытался заставить бежать назад.

Это нормально – бояться умереть.

Потому что я хотел жить.

Потому и шёл вслед за Юки, сжимая его ладонь в своей.

– Остановимся здесь, – вдруг произнёс он. – Здесь будет видно рассвет и достаточно снега, чтобы… – Юки сглотнул, отводя взгляд, – …чтобы я смог укрыть нас им.

Я сел на каменистый выступ, покрытый изморозью. Достал из рюкзака бутылку воды и с жадностью впился в неё, пытаясь перевести дыхание. Меня била мелкая дрожь, и я не знал, из-за усталости ли или из-за страха. Возможно, из-за всего разом.

– Акира, я… – Юки упал передо мной на колени, на его бескровных губах заиграла траурная улыбка. – Я столько всего не успел сказать, но, надеюсь, у меня ещё будет шанс. Мне очень страшно. Страшно думать, что по моей вине ты можешь не проснуться, – признаюсь честно, эти мысли душат меня который день. Я боюсь, что не справлюсь и что ты пострадаешь из-за моей гордыни и глупости.

Странно было видеть Юки вот таким. Я вспомнил отца, который напился и встал точно в такую же позу, что и Юки сейчас. Его извинения и слёзы. Теперь мне и самому стало в разы страшнее, но я проглотил этот ком в горле и, выдавив из себя глуповатую улыбку, произнёс:

– Ночь темна перед самым рассветом.

– Пришла зима, но означает ли это, что весна далеко? – вторил моим словам Юки, склонив голову. – Разумеется…

Мне казалось неправильным видеть его таким скорбным, но я понимал, что этот груз ответственности свалился на его плечи подобно тяжёлому камню, что так и норовит придавить его к земле. Окажись я на месте Юки, то волновался бы не меньше, даже больше. Тревога и страх загрызли бы меня, не оставив ни капли рассудка.

Я облизнул пересохшие губы. Взглянул на Юки, который всё не решался поднять на меня взгляд, словно он совершил непростительный грех, и, грустно улыбнувшись своим же мыслям, я сполз с выступа, вставая на колени, прямо как он.

Теперь мы находились в равном положении.

Мне хотелось его утешить, пошутить, но я знал, что моя смерть принесёт облегчение только мне. Юки же придётся жить с грузом вины за содеянное, и вряд ли кто-то сможет доказать, что это было и моим решением.

– Знаешь, меня всегда пугало одно слово, – осторожно начал я. – Его так часто произносят, что я начал терять его суть, искренность и важность. Ещё оно мне всегда казалось… обременяющим, слабым, словно если я призна́ю существование этого слова, то потеряю самого себя. Стоит только вымолвить, как меня растопчут и засмеют. Или не поверят.

Юки молчал. Он поднял на меня взгляд, и на дне его серых глаз зрело недоумение, которое он не решался высказать. Он просто слушал. Слушал и внимал каждому моему слову.

– Но теперь, стоя на краю этой пропасти, которая зовётся жизнью, я понял, что есть люди, которым я могу это сказать. – Я улыбнулся ещё шире. – И этот человек – ты.

– Акира…

– Я…

– Постой. – Юки склонил голову к плечу. Его губы дрогнули, а на дне глаз будто что-то промелькнуло. – Скажешь мне это на той стороне, договорились?

Я нервно сглотнул. Чувствовал, как по щеке стекает слеза за слезой. Такие холодные, липкие и горькие. Я не знал, кому следовало продать душу, чтобы жизнь не прекращалась. Чтобы мы, такие уставшие, но счастливые, спустились с этой треклятой горы и поехали к морю.

Осталось совсем чуть-чуть.

– Чем бы ни закончился этот день, – на одном дыхании вымолвил Юки, – я последую за тобой, Акира.

Мне оставалось только горестно улыбнуться, чувствуя, как белая вуаль снега ложится на нас тенью:

– До встречи в следующей жизни.

Эпилог

Дорогие мама и папа!

Вероятно, я поступаю очень подло и эгоистично по отношению к вам, но у меня больше нет сил притворяться, что все будет так, как и раньше. Мы все это знаем. И знали еще задолго до этого дня.

Простите.

Простите, что я так подло хватаюсь за последние мгновения своей ускользающей жизни, но проводить их в стенах больниц было бы худшим из всех решений. Я хочу познать себя и реальность вокруг. Узнать, каково это – увидеть мир