Чужая Истина. Книга первая - Джером Моррис

ли? Когда получается восстановить эту способность… Как это называется?

— Пиво. — Аспен иронично закатил глаза. Потом кивнул, уже не улыбаясь. — Да, я понимаю. Когда здорово досталось — не менее здорово вспомнить, каково было раньше.

— На мельнице было хорошо. И раньше того, в детстве. Я одно время пас овечек, не слишком далеко от деревни, хотя волков у нас отродясь никто не видел, но всё же… А ты?

— Я? Я не пас. Родился тоже в Уилфолке, если ты об этом. Потом, после смерти матери, отец увёз меня в Леммас. Он торговал всем понемногу, от штук дешёвого полотна до котелков и дверных петель. Так и таскались по деревням, сначала в одноосной телеге, потом на муле, а там и пешком. Когда мне было девять — дорога довела до Меланора. Меня. Отца довела до пьяного сумасшествия и утопления в колодце. Пекло песчаного побережья Имжарадра, потом вглубь страны, невольничьи рынки Фаахана, плантации риса, по колено в жидкой грязи, случайный побег в лес. Непроходимые джунгли. Я шёл по руслу ручья, когда Равана окликнул меня. Помню, как удивился, ведь…

Дум-м…

Аспен замолчал, поднимая голову. Рядом снова послышался глухой удар.

Дум-м…

Вусмерть пьяный мужик, с рябым, оплывшим от выпитого лицом, неторопливо наматывал на кулак волосы служанки. Её нос, только что расквашенный о соседний стол, был заметно свернут влево, по губам и подбородку обильно текло.

— Бартош! — хрипловатый голос из середины зала звучал явно весело. — Поди сюда, хулиган.

Бартош обернулся, икнул, дёрнул девку на себя и схватил свободной рукой за горло. Служанка закашляла. В следующее мгновение пьянчуга, взбрыкнув обеими ногами, повалился на пол, сбитый тяжёлым глиняным кувшином, будто снарядом из катапульты. Теперь Эйден потянулся за кружкой, выходя из-за стола и не помня себя от ярости. Пряди длинных чёрных волос остались в пятерне упавшего. Кровь, из рассечённой кувшином головы, быстро капала на стоптанные сосновые доски. Где-то на том конце зала недовольно заголосили.

— Тише, не нужно, — Аспен успел схватить друга за рукав, одёрнул, силой вернул на место. — Отдай.

Кружка со стуком вернулась на стол.

— Вы тут что творите, злодеи? Убили, всю башку пробили, евнухи треклятые! Бартош! Бартош, ты живой? — Бартош не отвечал. Его товарищ, высокий сардиец со сросшимися бровями, медленно распрямился. — Это что ж делается-то, братцы? Из-за какой-то шлюхи, — указательный палец вперился в служанку, отползавшую на четвереньках, словно обличая её в распутстве, — честного человека губить?

— Героя губить⁈ — завопил фальцетом тощий паренёк, почти ребенок, подскакивая ближе.

— Что, недоросль, всё можно богатеньким? — Сардиец впился в Эйдена тёмными глазами, переведя палец на окровавленную голову Бартоша. Эйден молчал.

— Что, малой, всё можно? — вторил писклявый подросток.

— Давайте не будем устраивать шум, — Аспен встал, развёл руки, показывая открытые ладони, — к чему раздувать скандал? Повязка под шляпу да лишний шрам, неужели это…

— Вот именно — лишний. Ох какой лишний, ибо шрамов у мужика без того хватает. — Бровастый тип движением головы поторопил собутыльников, собирающихся ближе. — Он кровь лил за вашу землю. Оборонял Данас, защищал графство, понимаешь!

— Так то не случайность, — пробасил крепыш в потёртых кожаных наплечниках, оглядывая «место преступления», — у щеголя вон, под жопою, цвета врага. Полосатый герб ихний. Как пить дать — шпиёны. У меня глаз намётан, уж сколько лет таких разодетых рублю.

Аспен нахмурился, откашлялся громко.

— Сидели б, да пили бы, мужики. Я угощу, мне не жалко, хоть и трудом своё зарабатываю. И чушь про этот табурет попугайский не мне выговаривайте, а у хозяина заведения…

— Слышал, Бубен? — спросил сардиец, обращаясь, видимо, к крепышу. — Этот бородатый детёныш нас учить вздумал. Кому что говорить говорит. У-у-у… чую — договорился. Как и любовничек твой.

Эйден, как и раньше, молчал.

— И надо оно вам? — нехотя, хорошо понимая, к чему всё идёт, выдавил Аспен. — Я оплачу ущерб, компенсацию обиженному. Сядем за стол и решим…

Худой подросток смачно сплюнул, только чуть не угодив в истекающего кровью Бартоша, так и лежащего на полу. Бровастый сардиец шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Дави крыс Хертсема! — рявкнул он, пинком перевернув стол и на бегу выхватывая нож.

Аспен шваркнул кулаком по столу, ярко полыхнуло, грохнуло. Нападающий на мгновение зажмурился, прикрывая глаза рукой. В ту же секунду Эйден метнулся вперёд, вбивая нож прямо в грудину. Ломая кости, хрящи и сам нож. Чуть дёрнувшись, сардиец рухнул рядом с Бартошем, как сосна под топором лесоруба, прямой и тяжелый. Дальше всё пошло быстрее.

Крепыш, с палашом наголо, кинулся на Эйдена. Аспен успел среагировать, парировал удар своим мечом, но не отпрянул для следующего замаха, как это попытался сделать его противник, а будто прилип к чужому клинку своим. Лязг металла резанул слух.

В это время Эйден, отбросив бесполезную теперь рукоять с крошечным обломком стали, нырнул за стол, уходя от ловкого удара топором. Узкое лезвие впилось в доски, разбрызгивая щепу. Курносый тип, в замусоленном до блеска чепце, воинственно хрюкнул и попытался дотянуться новым резким ударом.

Аспен оттеснил крепкого противника к стене, оказавшись если не сильнее, то явно искуснее. Не позволяя разорвать дистанцию, так и не отрывая меча от чужого лезвия — коротко полоснул по шее, пнул коленом в пах и добавил тяжёлой гардой в лицо, ломая челюсть. Не теряя времени — заколол упавшего, развернулся, поспешил на помощь другу, отшвырнув по пути тощего паренька с окованной дубинкой в руках.

Поспел как раз вовремя, так как хертсемский стул, которым отбивался Эйден, уже потерял две ножки, был изрядно изрублен и только чудом продолжал справляться с ролью щита. Напав сбоку на мужика в чепце, первым же ударом рассёк ногу ниже колена, обратным движением хлестанул поперёк лица, на два дюйма прорубая глазницы и переносицу. Бедолага захрипел, свернулся на полу, хватаясь за голову руками. Маг добил его также, быстро и без раздумий, коротким уколом между четвёртым и пятым ребром.

Где-то в углу тихонько подвывала служанка, прикрыв нос грязно-бурым передником. У дальней стены стояли два горбоносых леммасийца, держа руки на эфесах мечей. Они, хоть были насторожены и готовы пустить оружие в ход, держались подчёркнуто нейтрально, безучастно. Все остальные уже успели убраться из зала, разумно рассудив, что умирать здесь незачем и не за что. Из-за перевёрнутого стола послышался кашель. Аспен бросил недовольный взгляд на Эйдена