Каждые сто лет. Роман с дневником - Анна Матвеева

Моя мечта – переводить с французского на русский хорошие книги. Переводчик – он ведь тоже по сути писатель, хоть и переводит чужие мысли, как слепых старушек через улицу. В общем, я буду поступать на факультет иностранных языков пединститута.

Варя собирается на журфак, ходит на подготовительные курсы, уже публикуется в газетах и страшно важничает. Даже гонорары получает! Ринат пойдёт в архитектурный, Беляев – в горный, бедняга Кудряшов (его совсем недавно выписали) – на матмех или в СИНХ, где учится Танечка. Люся Иманова, как и я, в педагогический, но на русский и литературу. Княжна никуда поступать не собирается. Она устроилась на работу в магазин «Ткани» на ВИЗе и ждёт возвращения Димки из армии.

Когда я сказала родителям о свадьбе, мама заплакала, а папа закурил, хотя не курит уже лет пять! Я с трудом сдержалась, чтобы не стрельнуть у него сигарету.

– Может, ещё передумает? – Мама повторяла эти слова, как маленькая, мне было её нестерпимо жаль. Ужасное чувство – бесполезная жалость, когда хочется помочь, но чем и как, не знаешь… – Страшно представить, ведь с такой наследственностью девочка…

Я честно описала реакцию родителей в письме брату, и Димка ответил, что чего-то подобного и ожидал, но мнение его окончательное и обсуждению не подлежит.

– Какая страшная вещь – любовь, – сказала мама, когда я показала ей письмо. – Прекрасная и страшная.

Вздохнула и добавила, что надо, наверное, поговорить с Ирой – пусть она приходит к нам в гости. Раньше ведь сидела дни напролёт – не выкуришь, а теперь пропала. Я обещала поговорить с Княжной и завтра после школы поеду в магазин «Ткани». Заодно посмотрю что-нибудь для выпускного. Мама сказала, что сошьёт платье сама, но надо купить красивый материал. А выкройку она возьмёт у знакомых, они выписывают журнал «Бурда Моден».

Между прочим, я бы пошла на выпускной прямо в том сером платье, которое мне отдала Танечка. Платье совсем не праздничное, но сидит на мне просто прекрасно. Мама ещё тогда спросила, откуда оно взялось, и я соврала, что Варя подарила: ей не подошло, маленькое.

– Странно, она ведь такая худенькая, – удивилась мама, но больше расспрашивать не стала.

Следующим вечером

Никогда не понимала, зачем повторять одну вывеску много раз. В магазине, где работает Ира, над входом целых три раза написано слово «Ткани». Притом что, хоть заповторяйся, там продают материалы не для выпускного платья, а для повседневно-рабочего…

Пока ехала на ВИЗ, промёрзла. Сегодня минус двадцать, а к вечеру будет ещё намерзать. Сапоги дряхлые, ноги в них сразу же дубеют, и некрасивые они (сапоги, с ногами-то, по-моему, всё в порядке!). Мама сказала, что новых сапог в этом году не будет точно, и предложила обратить внимание на то, как обута она сама. Всё как всегда.

В магазине было почти пусто. За прилавком стояла модная девушка лет двадцати в кофте из ангоры, расшитой бисером. Она рассматривала свои ногти с таким видом, будто у неё было к этим ногтям много претензий. На меня продавщица глянула без всякого интереса и тут же вернулась к ногтям.

Я немного походила по магазину, как бы рассматривая ткани. Ничего подходящего, ясное дело, здесь не найти: лежат куски каких-то ситцев с грубым рисунком, подкладочная саржа неприятных оттенков, портьерные ткани и что-то вроде драпа. Тут в зал вошёл ещё один покупатель, непонятно что забывший в магазине тканей. Это был мужчина в кожаном пальто и, внимание, с непокрытой головой! Да, снег сегодня не шёл, но всё-таки минус двадцать! Лицо у него было, как мне показалось, порочное. Губы длинные, плоские, напоминают лист какого-то дерева. Как только продавщица увидела этого мужчину, она тут же скрылась в служебном помещении, и оттуда стали раздаваться хихиканья и шепотки. Я была уверена, что она там хихикала и шепталась с Таракановой.

Кожаный послонялся по магазину, а когда за прилавком снова появилась продавщица – разрумянившаяся, с хитрыми глазками, – он решительно подошёл к ней и спросил:

– Тарновская сегодня работает?

– Нет, выходная, – с вызовом ответила продавщица. – Что-то передать?

– Я сам ей передам всё, что нужно. – Слово «передам» он выделил голосом так мерзко, что меня почему-то бросило в пот.

Мужчина сделал ещё один круг по магазину, шмыгнул носом с каким-то осуждающим видом и ушёл, громко хлопнув дверью.

– Можешь выходить, – громко сказала продавщица, и тогда из служебного помещения вылетела Ира Тараканова, хорошенькая и взволнованная, как гимназистка с картинки в старой книжке.

– А ты что здесь делаешь? – уставилась она на меня.

– Ткань ищу на платье. Для выпускного.

Ира была явно недовольна моим появлением, видимо, им с продавщицей хотелось обсудить кожаного, а тут я.

– Викуся, ты иди обедай, я тут разберусь и тоже приду, – сказала она, и Викуся ушла.

– Так ты теперь Тарновская? – спросила я, не зная, как начать разговор.

– И что? Светка фамилию поменяла, а мне нельзя? – ощетинилась Ира.

– Можно, конечно! А почему именно Тарновская?

– Просто понравилось, как звучит.

Ира вдруг немного смягчилась:

– В принципе, могу посмотреть для тебя, мы тут для своих откладываем…

Она вынесла из служебного помещения бледно-оранжевый шёлк в интересную косую полоску: блестящая полоса чередовалась с матовой. Рулон был, судя по всему, тяжёлым, но Ира не пикнула, видимо, привыкла.

– Сколько метров нужно, знаешь?

– Нет. Я только так, посмотреть.

– Отрежу три, – сказала Ира. – Деньги-то хоть с собой?

– Нет, – снова сказала я, глядя себе под ноги.

– Ладно. Куплю на свои, потом отдашь. Только не забудь.

– Мама приглашает тебя в гости, – невпопад сказала я. – Хочет поговорить насчёт Димки и просто… повидаться.

– Повидаться? – улыбнулась Ира. – Некогда мне просто видаться. И пусть не беспокоится за своего сыночка, у меня уже давно другие отношения.

– С тем мужиком? – не сдержалась я. – В кожаной куртке, и губы как лист?

– Сама ты лист! – Тараканова держала в руке портновские ножницы, собираясь отрезать от куска три метра, и вот уже эти ножницы смотрели прямо на меня – острыми концами. Это продолжалось какую-то секунду, но я уже тогда поняла, что буду помнить эту секунду всю свою жизнь.

Княжна злобно откромсала пресловутые три метра, упаковала в обёрточную бумагу, перевязала шпагатом и вручила мне. Потом убрала рулон на место и уже мирным голосом сказала:

– Скажи матери, я зайду на выходных. Деньги за материал вернёте, ну и поговорим, наверное.

Викуся ела чебурек и пила чай из термоса. Ира прошла со мной через весь магазин, открыла двери.

Через несколько шагов я столкнулась с тем кожаным типом, он возвращался в магазин. Только доехав до дома, я поняла, какой лист мне напомнили его губы. Ровный, без изгибов – лавровый.