Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

– Этого русского застрелили, отравили и задушили… и все водну и ту же ночь.

– Наверно, Ленин? – отозвался кто-то из участников.

– Распутин, идиот, – пробурчал Говард Митла. Он переложилсовок в ту руку, что держала щетку, и свободной рукой повернул выключатель вванной. Он быстро направился к ванне, которая приютилась в углу под грязным,затянутым сеткой окном. Он терпеть не мог крыс и мышей, вообще любых мохнатыхтварей, которые пищали и бегали (а иногда и кусались), но с детства усвоил,что, если хочешь избавиться от них, лучше делать это сразу. Если сидеть настуле и не обращать внимания на шорох, будет еще хуже: Вай выпил пару банокпива, пока смотрела новости, и, вернувшись из магазина, первым делом направитсяв туалет. Если мышка в унитазе, она поднимет крышку… и потребует, чтобы онисполнил свой мужской долг и прогнал ее. Все равно никуда не денешься.

В ванне не было ничего, кроме гибкого душа. Он свернулся наэмалированной поверхности, словно мертвая змея.

Шорох прекратился, когда Говард входил в ванную, но теперьпослышался вновь. Сзади. Он обернулся и сделал три шага к раковине, на ходузамахиваясь щеткой.

Рука, державшая щетку, взлетела до уровня подбородка иостановилась. Он остолбенел. У него отвисла челюсть. Если бы он посмотрел насебя в заляпанное зубной пастой зеркало над раковиной, то увидел бы, как у негомежду языком и небом мерцают струйки слюны, тоненькие, словно паутинки.

Из отверстия сливной трубы раковины высовывался палец.

Человеческий палец.

На мгновение он замер, будто понял, что его обнаружили.Потом снова начал двигаться, прокладывая себе путь, словно червь, по розовомуфарфору. Он добрался до белой резиновой пробки, ощупал ее, опять спустился нафарфор. Шорох производили не крохотные мышиные лапки. Это ноготь на концепальца постукивал по фарфору, описывая круги.

Говард издал дикий, испуганный вопль, уронил щетку ибросился он из ванной. Он ударился плечом о кафельную стену, отскочил и сновапобежал. Благополучно выбравшись, захлопнул за собой дверь и, тяжело дыша,уперся в нее спиной. Сердце у него где-то под самым горлом словно отстукиваломорзянку.

Вряд ли он долго стоял там – когда пришел в себя, АлексТребек все еще вел троих участников через первый тур, – но он утратил всякоеощущение времени, не понимая, где он и кто он.

Вывел его из этого состояния пронзительный звонок, которыйвозвестил начало второго тура.

– Тема у нас – «Космос и авиация», – говорил Алекс. – У вассейчас семьсот долларов, Милдред, – сколько вы ставите? – Милдред, отнюдь навыглядевшая уверенным в себе эрудитом, пробормотала в ответ что-тоневразумительное.

Говард отступил от двери и вернулся в гостиную, словно находулях. В руке у него все еще был совок. Он посмотрел на него и разжал пальцы.Совок упал на ковер с тихим стуком.

– Я этого не видел, – уныло пробормотал Говард Митла исвалился на стул.

– Хорошо, Милдред, пятьсот долларов: испытательный центрВВС, который первоначально назывался Майрок?

Говард уставился в телевизор. Милдред, маленькая, похожая намышку женщина со слуховым аппаратом величиной с будильник, глубоко задумалась.

– Я этого не видел, – проговорил он чуть увереннее.

– Авиабаза Ванденберг? – спросила Милдред.

– Авиабаза Эдвардс, дура, – сказал Говард. И когда АлексТребек подтвердил сказанное, Говард повторил: – Я этого вообще не видел.

Но скоро вернется Вайолет, а он оставил щетку в ванной.

Алекс Требек объявил участникам и зрителям, что пока ещеигра открыта для всех, а через пару минут начнется суперигра, где счет можетвсерьез измениться. На экране появился какой-то политик и принялся объяснять,почему его необходимо избрать на следующий срок. Говард неохотно встал. Теперьон в больше степени ощущал свои ноги как ноги, а не как ходули, но возвращатьсяв ванную ему все равно не хотелось.

«Вот, – сказал он себе, – это очень просто, такое частобывает. У тебя была галлюцинация, как у многих. Ты об этом редко слышишь толькопотому, что о таких вещах не любят говорить… галлюцинации не приняты вобществе. Говоря о них, люди чувствуют себя так, как ты, если оставишь щетку наполу, а Вай войдет и спросит, в чем дело».

– Послушайте, – говорил политик в телевизоре густым,вкрадчивым баритоном. – Если вникнуть в суть дела, все очень просто: хотите ливы, чтобы бюро актов гражданского состояния округа Нассо возглавлял честный,компетентный человек или проходимец с севера штата, который никогда…

– Думаю, это воздух в трубах, – сказал Говард, и хотя шорох,из-за которого он направился в ванную, нисколько не напоминал шум воздушныхпузырей в трубах, сам звук его голоса – разумного, снова управляемого -придалему чуть больше решимости.

И опять-таки – Вай скоро вернется. В любую минуту. Он всталза дверью, нащупывая путь наружу.

– Воздух в трубах! – громко продекламировал Говард и смелорванул дверь ванной. Он нагнулся, схватил щетку и потащил ее к двери. Емупришлось сделать не больше двух шагов в крохотное помещение с выцветшим,покоробленным линолеумом и видом на тусклое, забранное мелкой сеткойвентиляционное отверстие, и, скорее всего, он даже не заглянул в раковину. Онстоял снаружи, прислушиваясь.

Царап-царап. Царап-царап.

Он поставил щетку и совок на законное место между плитой ихолодильником в кухне и вернулся в гостиную. Там он постоял, поглядывая наванную. Дверь была распахнута, льющийся оттуда свет веером расходился вкрохотном закутке в прихожей.

«Надо бы пойти выключить свет. Ты же знаешь, какой Вайподнимает шум из-за этого. Тебе даже не нужно входить. Просто просунуть руку задверь и щелкнуть».

А если что-то схватит его за руку, пока он будет тянуться квыключателю?

Вдруг чужой палец схватит его за палец?

Как насчет этого, дамы и господа?

Тот звук все еще был слышен. В нем было нечто до ужасанеумолимое. Можно было сойти с ума.

Царап. Царап. Царап.

По телевизору Алекс Требек объяснял условия суперигры.Говард подошел и прибавил звук. Потом снова уселся на стул и сказал себе, чтоиз ванной ничего не слышится, абсолютно ничего.

Разве что воздух в трубах.

Вай Митла была из тех женщин, которые двигаются с такимизяществом, что кажутся чуть ли не хрупкими… но Говард был на ней женатдвадцать один год и прекрасно знал, что никакой хрупкости в ней нет и в помине.Она ела, пила, работала, танцевала и занималась любовью в одном и том же темпе– напористом. Она ворвалась в квартиру, как небольшой ураган. Правой рукой онаприжимала к груди объемистый бумажный мешок. Не останавливаясь, она внесла егов кухню. Говард слышал, как мешок раскрылся, хлопнула дверца холодильника изатем закрылась. Вернувшись, она швырнула Говарду свое пальто.