Театр китового уса - Джоанна Куинн

его отец держит лошадей. Она представляет пожилого мужчину с широкими, как у Ганса, плечами, который несет сено.

– Я не хотела тебя расстраивать, – говорит она, виновато морщась.

Он изображает игру на пианино.

– Моя бабушка. – Затем он кладет одну ладонь на сердце и хлопает, будто успокаивая.

Флосси закрывает крышку рояля. Вокруг нее сложности, сплетенные из противоборствующих импульсов, самый сильный из которых велит ей быть любезной хозяйкой, проводить гостя в гостиную и предложить ему напиток. Но этого от нее ожидает дом, а они уже где-то за пределами ожидаемого, и она не хочет возвращаться.

Она не видит в нем гостя, нуждающегося в очаровании. Не видит в нем и пленника, которого нужно контролировать или бояться, на которого нужно кричать на улице. Она видит в нем человека, который, без всякой своей вины, обнаружил себя в Чилкомбе и пытается с этим справиться – как и она. Она видит Ганса Краузе, который помогает ей с овощами, который добр к лошадям, который поет как Пугало, который смешит ее.

– Пойдем наружу, – говорит она и идет к передней двери, чувствуя укол сожаления оттого, что всегда должна вести. С этой мыслью она замирает в дверях, чтобы позволить ему догнать ее, и затем намеренно идет с ним рядом, подстраивая шаг, пока они пересекают лужайку. День перешел в вечер, золотой и полный птичьей песни, и они идут сквозь пестрый лес той же дорогой, что и всегда.

На узкой тропинке они идут бок о бок и иногда ударяются руками, сперва нечаянно, затем специально, в шутку; затем специально, нежно; затем специально, тихо, пока постоянно касающимся друг друга рукам не остается ничего иного, как найти друг друга и сцепиться. Держась за руки, они продолжают путь по тропинке, глядя вперед, будто не в силах признаться в странном поведении собственных рук. Но руки не подвержены этим терзаниям – они сжимают друг друга, переплетают пальцы с привычкой старых знакомцев.

Соединившись таким образом, Флосси легко утянуть Ганса мимо костей и овощей вниз, к морю. У нее нет причин вести его туда, кроме удовольствия в том, чтобы тянуть его за руку. Пляж пуст, и с воды дует свежий ветер. На контрасте с соломенно-желтой, высушенной солнцем землей море глубокого, яркого синего цвета. Отовсюду с залива доносятся удары и шипение волн, достигающих гальки и соскальзывающих обратно в океан.

Спиральки колючей проволоки были выложены по верхней кромке пляжа за линией перевернутых рыбацких лодок. На вершине Сил-Хэд есть свежевыстроенный кирпичный дот, пункт наблюдения, обычно занятый кем-то из ополчения. Они оба кидают на него взгляды, затем Флосси легонько стучит по руке Ганса, чтобы напомнить ему о выцветших буквах, вышитых на рукаве: ВП. Он закрывает их ладонью, затем с забавной учтивостью отворачивается от нее, чтобы снять через голову рубашку. Она ошарашена на мгновение, пока он не кивает на море. Тогда она понимает: они пара из деревни, сбежавшая на пляж для вечернего купания.

Его грудь призрачно-бледная по сравнению с загорелым лицом и предплечьями. С проказливой улыбкой он быстро стаскивает оставшуюся одежду – пыльные ботинки, рабочие брюки, посеревшее нижнее белье – голышом бежит по гальке к морю. Флосси слишком удивлена, чтобы оскорбиться. Внезапный счастливый крик, когда он врезается в воду, заставляет ее саму громко рассмеяться. Затем она подносит ладони к лицу и оглядывается. На пляже по-прежнему никого.

Ганс радостно плещется, как собака, затем отплывает от берега, прежде чем обернуться на нее из воды. Смена стихии будто освободила его: открытое лицо, всегда готовое к улыбке, вдруг обрело новое выражение. Он больше не привязан к почве, больше не на английской земле. Он манит ее.

И снова ее руки будто обрели независимость. Она все еще смотрит на Ганса в воде, чувствуя удивление от его смелости, но ее пальцы уже начали расстегивать блузку сверху донизу. Так происходит со всеми встречающимися пуговицами, с застежками и молниями. Если не опускать на себя глаз, легко снять расстегнутые предметы одежды один за другим и позволить им упасть на пляж.

Оставив на себе нижнее белье, она осторожно спускается по гальке к кромке воды. Она никогда не плавала обнаженной, даже ребенком. Дигби и Кристабель не заботились об одежде, но Флосси была скромнее. (Хотя, приходит ей в голову, пока она заходит в море, сомнительно, чтобы Дигби или Кристабель когда-либо плавали с голым немецким военнопленным.)

Вода холоднее, чем она ожидает. Она обнаруживает себя на цыпочках, хватающей ртом воздух, но заставляет себя погрузиться под воду. Она быстро плывет к тому месту, где стоит Ганс, и кричит:

– Не помню, когда в последний раз плавала в море! – будто они развлекаются на выходных. Он качает головой, привлекая ее внимание к тому, что она так и не сняла косынку. Она безуспешно пытается развязать ее, стоя в воде чуть согнувшись, чтобы держать себя под поверхностью, пока он не склоняется к ней и не тянется к ее шее руками, чтобы осторожно развязать узел.

И раз его руки уже обвивают ее, кажется таким простым опустить ладони ей на затылок, начать мягко гладить кожу большим пальцем. Их лица теперь так близко, и кажется естественным быстро наклониться, будто ныряя под что-то, прижать свой рот к ее.

Они стоят в этой позе, осторожно разведя тела, пока море движется вокруг, но и у поцелуя есть своя центробежная сила, и она побуждает их медленно придвинуться друг к другу, пока тела их не встречаются – под водой и над ней. Флосси прижимается к нему, сперва чтобы скрыть себя, а затем – потому что ей хочется.

Через какое-то время он передает ей платок.

– Я могла с таким же успехом оставить его на голове, – говорит она и находит это лишним. Разговор, язык, английский – все это кажется теперь ненужным. У нее есть другой путь. Безъязычный язык, которым она хочет сказать ему множество вещей. Она касается его груди, его шеи, его лица; пробегает пальцами по его губам.

Они уплывают дальше, затем окунаются в воду, как тюлени, оглядываясь на береговую линию. Пляж кажется очень далеким, так же как кажутся далекими собственные тела под водой. Как легко отделиться от земли, от собственной формы. Англия – невзрачный слой бежевого и зеленого, едва ли кажется достойной, чтобы биться за нее. Они движутся вместе, и он держит ее лицо в ладонях, пока они целуются. Щедрая свобода моря. Его возносящая свобода.

Но солнце садится, и они должны возвращаться. Она видит это в линии его сжатой