Театр китового уса - Джоанна Куинн

Все трое ложатся рядом друг с другом и смотрят в небо.

– Помните, как все мы заболели корью? – говорит Дигби.

– Я как раз об этом думала, – говорит Флосси. – Нам всем разрешили лежать в одной из больших кроватей.

– Мне это нравилось, – говорит он, беря каждую за руку.

– Три пятнистые мышки, свернувшиеся вместе калачиком, – говорит Флосси.

– У меня слишком болели глаза для чтения, поэтому Криста читала нам «Илиаду», – говорит Дигби, – а Флосс пела свои любимые рождественские гимны.

– «Господь с вами, славные люди, пусть ничто не нарушит покооооой», – поет Флосси нежным контральто.

Они лежат в умиротворенной тишине. Кристабель поглядывает на Дигби. Она насыщается его видом. Реального его. После стольких месяцев.

– Как это мирно, – говорит Дигби. – Я давно не бывал в мирных местах. Когда я шел сюда, то увидел дым в деревне и решил, что что-то горит. Аэроплан или танк. Это был костер.

– Каково там, Дигс? – говорит Кристабель.

– Жарко, – отвечает он, доставая из кармана смятую пачку сигарет. – Песчано. Красиво. Все мерцало и двигалось. Иногда я понимал, почему отцу там нравилось, но иногда там был ад.

– Ад? – спрашивает Флосси.

– Мои парни заживо сгорали в танках. Я слышал их. Я никак не мог им помочь.

– Боже, как ужасно.

– Я не хочу пугать тебя ужасами, Флосс, но это правда. Хотелось бы мне, чтобы было иначе.

– Би-Би-Си говорит, что союзники побеждают в Северной Африке, – говорит Кристабель.

– Там это сложно понять, – говорит Дигби, зажигая сигарету. Голос у него беззаботный, странно безразличный.

Кристабель смотрит на него.

– Перри говорит, что ты проходишь дополнительную подготовку. Он добыл для тебя какой-то особый пост?

– Знаешь, мама всегда хотела, чтобы Перри нашел мне «особый пост», – говорит Дигби. – Хотя мне кажется, что под «особым» она подразумевала «безопасный».

– Какой особый пост? – спрашивает Флосси.

– О, не беспокойся об этом, – говорит Дигби, постукивая зажигалкой по пачке сигарет. – Где ты добыла эти прекрасные сапоги, Флосс?

– Я нашла их в конюшне. Подозреваю, они принадлежали моему отцу. Набила носы газетами. Довольно хитро, не думаешь? – Флосси щелкает каблуками.

– Этому тебя твой немец научил? – говорит Кристабель.

Флосси краснеет.

– Не надо так, Криста. Он не такой.

– Краузе был очень учтив со мной. Если он нравится Флосс, то и меня устраивает, – говорит Дигби. Через мгновение он добавляет: – Я все жду, когда зазвонят церковные колокола, но они больше не звонят, так ведь?

– Уже несколько лет, – говорит Флосси. – Тебя так долго не было дома? В них зазвонят, только если начнется вторжение или кончится война, хотя я не знаю, как мы разберемся.

– Вы хоронили маму в церкви? – говорит Дигби. – Я знаю, вы писали, но не могу припомнить.

Кристабель кивает.

– Мы с Флосси были там. Перри тоже. Я посылала тебе копию службы.

– Отец присутствовал? – спрашивает Дигби.

– Он остался в Ирландии.

– Кто-нибудь знает, чем он там занимается?

– В Ирландии до сих пор есть скачки, – говорит Кристабель.

– И виски, – говорит Флосси.

– Я вчера заходил в спальню мамы, – говорит Дигби. – Я почти ожидал, что она вдруг выйдет ко мне с бокалом в руке и скажет что-то вроде: «Сколько людей обречено влюбиться в тебя, дорогой!», – Дигби изменяет регистр и интонацию голоса, чтобы идеально сымитировать материнский, высокий и с придыханием.

– Мне она никогда ничего такого не говорила, – говорит Флосси, неубедительно смеясь.

– Ох, Флосс, старушка, – говорит Дигби, кладя голову ей на плечо. – Она столько глупостей говорила.

Кристабель отталкивается от земли здоровой рукой и садится, оглядывая долину. Ей кажется странным, что Дигби как будто забыл подробности похорон собственной матери, когда она так старательно поделилась ими с ним. Это напоминает ей о его странной реакции на новости о смерти Розалинды, как будто он не осознал их. Еще раздражает, что Розалинда даже после смерти умудряется расстраивать Флосси. Она хочет сказать что-то на этот счет, но помнит, как предыдущие попытки проявить сестринскую мудрость зачастую выходили скорее строгими инструкциями, чем добрым советом, и кажется важным указать брату и сестре путь сейчас, в эту редкую встречу.

– Знаешь, Флосс, – осторожно начинает она, – не стоит тебе об этом беспокоиться.

– О чем?

– О том, что люди говорят о тебе. Это мешает. Все равно что идти по жизни с зонтом над головой.

– С зонтом? – говорит Флосси.

– Тебе не нужен зонт.

– Я его ношу не часто, – говорит Флосси. – Только когда думаю о маме, наверное.

– Ты теперь хозяйка в поместье, Флосс, – говорит Дигби.

– Дом в том еще состоянии, – говорит Флосси, – но мои овощи процветают. Я должна вам показать.

– Должна, – говорит он.

– Только если расскажешь мне об этом особом посту, – говорит Флосси, пиная его ногу.

Дигби смеется.

– Мне нельзя никому рассказывать. Болтун – находка для шпиона, и все такое.

– Ты не обязан нам рассказывать, – говорит Кристабель.

– Я попросил Перри не забывать обо мне, если возникнет что-то интересное, – говорит Дигби. – Меня тошнило от танков. Он связался со мной в июле. Сказал, его попросили подогнать несколько лишних тел для друга. Послал меня в местечко на Нортумберленд-роуд. Куча мешков с песком снаружи. Люди бегают. Прошел собеседование с парой ребят. Один спросил, не боюсь ли я смерти. Я сказал, что больше о ней и не думаю толком. Он сказал, что это делает меня крайне подходящим.

– Подходящим для чего? – спрашивает Флосси.

– Они не распространяются на подробности, но так там будто все и делается. Это в каком-то роде освобождает. Незнание. Они удивительную штуку сделали с листом бумаги. Сейчас я покажу. – Дигби гасит сигарету, затем шарит в кармане штанов и находит сложенный квадратик бумаги. Он разворачивает его и показывает чернильную кляксу, отпечатавшуюся симметричной формой. – Скажите мне, на что, по-вашему, это похоже. Не задумывайтесь.

– Сердце? – говорит Флосси.

– Я не мог решить, – говорит он. – Сперва я увидел бабочку. Но если вот так повернуть, смотрите – собака.

– Что это значит, если видишь собаку? – говорит Флосси.

– Не знаю, – говорит Дигби, складывая листок. – Я не уверен, что именно они искали, но, что бы это ни было, они должны считать, что у меня оно есть.

– Чего они хотят от тебя? – спрашивает Флосси.

Дигби вглядывается в небо.

– Я не могу рассказать подробности, Флосс, но в целом они хотят усложнить жизнь нацистам во Франции.

– Дигс, если это тайна, ты не должен нам ничего рассказывать, – говорит Кристабель, чувствуя растущее беспокойство.

– Криста, я говорю только по-французски – меня же вряд ли пошлют в Грецию, так? – Он садится между двух женщин, смотрит над долиной в сторону океана. – Когда я в последний раз был во Франции, мы