Наперстянка - Аделин Грейс

важную особу, как принц, да еще и в доме, который до сих пор напоминал скорее сарай. Она не сомневалась, что всем известно, как она не предложила принцу напитки. И до нее дошли слухи о том, что люди считают странным отказ Сигны менять мрачные произведения искусства на что-то более живое.

Девушка подождала, пока персонал удалится, чтобы в последний раз проверить комнаты, прежде чем обратить свое внимание на трио духов, которые смотрели на нее с дивана. Теперь Сигна знала их имена: дочь звали Тилли, мать – Викторией, а отец-очкарик был Оливером и зорко наблюдал за всем происходящим. Сигна узнала, что он много лет проработал с ее отцом в архитектурном деле.

– Какое платье ты наденешь сегодня вечером? Что-нибудь великолепное? – спросила Тилли с тоскливыми нотками в голосе. – Следует выбирать тщательно на случай, если умрешь. Представь, что всю оставшуюся жизнь ты будешь носить корсет.

– Сегодня меня беспокоят гораздо более важные вещи. Хотя, если хочешь знать, да. Мое платье будет великолепным. – И если прежде Сигна не задумывалась, какой трагедией было бы умереть в нем, то теперь определенно сделала это. – Но вряд ли это будет иметь значение, потому что если я умру, то ни за что не останусь здесь с вами. И знаете, загробный мир не так уж плох.

– Ты его видела? – Глаза Тилли так широко раскрылись, что Сигна испугалась, как бы они не выскочили из орбит. У нее не было ни малейшего желания выяснять, бывает ли такое с духами.

– Только вход, но он прекрасен. – Сигна привыкла говорить тихим голосом, но все равно осторожно огляделась по сторонам, прежде чем добавить: – Если вы не хотите увидеть его сегодня же вечером, мне нужно, чтобы вы все вели себя как можно лучше.

Призраки в ответ закатили глаза. Если бы не тот факт, что Сигна уже в двадцатый раз предупреждала их, а также потому, что ей еще нужно было переодеться для вечера, то она, вероятно, задержалась бы и проследила за духами лично.

Эмити уже ждала в спальне, пока Сигна торопливо поднималась по лестнице. Призрак парил над кроватью, на которой лежало золотистое платье. Сигна провела рукой по сияющей ткани, отчего кончики ее пальцев загудели.

Там, в Торн-Гров, она надела красное платье – яркое, как кровь, – чтобы победить Ангела смерти. А теперь, в Фоксглав, нужно было переиграть Рока судьбы и навсегда покончить с неразберихой в жизни Элайджи. Поэтому сверкающее золотое платье, подобающее королевской особе, которую изображал Рок судьбы, подходило как нельзя лучше.

Элейн не стала задерживаться и, надев на девушку платье, пошла проверять, все ли готово к приезду гостей, а Сигна тем временем осматривала себя. Платье плотно облегало фигуру, открывая шею за счет невероятно роскошного воротника. Наряд был тяжелее, чем она привыкла, украшен великолепной цветочной вышивкой на лифе и манжетах. Волосы Сигны были убраны в прическу на затылке, из которой выпадала пара-тройка свободных локонов, чтобы как можно больше подчеркнуть платье.

Хотя она сказала Тилли, что не придает значения одежде, это была неправда. В таком платье девушка чувствовала себя достаточно сильной, чтобы победить Рока судьбы. Настолько, что улыбнулась своему отражению, почувствовав, как ее окутывает спокойствие.

– Ты выглядишь прекрасно. – Эмити не двигалась, пока Сигна приводила себя в порядок, хотя и прикрыла рот рукой, увидев на ней платье. – Вас с Римой могли бы принять за близняшек.

Сигна поправила воротничок. Она привыкла слышать подобные вещи от тех немногих людей, которые знали ее мать, но все равно впитывала эти слова, сохраняя их в памяти. В последние дни она много думала о родителях и не смогла удержаться от вопроса:

– Эмити… Я знаю, констебль так и не нашел убийцу, но ты была там. Ты знаешь, что случилось с ними в ночь смерти?

Тени омрачили лицо ее крестной, и впервые с момента их встречи в душе Сигны зародился страх. Она настолько привыкла к ее компании, что перестала выбирать выражения. Но какой бы живой ни казалась Эмити, она все равно оставалась духом. И сильнее всего духи ненавидели напоминания о собственной кончине.

В этот момент Эмити походила на марионетку Рока судьбы, сгорбленную и безжизненную. Сигна могла только наблюдать, держа руку на дверной ручке, как в крестной быстрыми вспышками проносились самые разные эмоции, прежде чем на лице застыла глубокая, жгучая ярость, которая длилась всего несколько секунд, а потом лицо Эмити внезапно разгладилось. Она нахмурилась.

– О некоторых вещах лучше не говорить, Сигна. – Голос духа звучал мягко, как снегопад, словно ничего не случилось. – Некоторые тайны лучше не разгадывать. Нам пора идти. Твои гости должны прибыть с минуты на минуту.

– Конечно. – Опасаясь, что одно неверное слово сломает Эмити, Сигна охотно сменила тему. – Хотя, прежде чем я решусь спуститься, мне нужно сделать еще кое-что. Не могла бы ты показать, где находится комната родителей?

Только тогда глубокие морщины и резкие черты лица духа наконец смягчились.

– С удовольствием.

* * *

Войдя в комнату Римы и Эдварда Фэрроу, Сигна словно окунулась в прошлое. В то время как остальное поместье было вычищено и отполировано до блеска, спальня осталась нетронутой. Только по слою пыли на полу можно было догадаться, как много времени прошло с тех пор, как сюда заходили в последний раз.

– Я подожду тебя снаружи, – прошептала Эмити и выскользнула, оставив Сигну одну.

Она запретила персоналу заходить сюда до тех пор, пока не сможет заставить себя увидеть все в точности таким, каким оно было в ту ночь, когда чета Фэрроу покинула мир живых. Даже будь у нее вечность, она, возможно, никогда не заглянула сюда, но теперь, когда Фоксглав заполнялся людьми, Сигна решила рискнуть.

Девушка сделала первый шаг за порог, и на грудь обрушилась тяжесть тысячи вопросов, когда она закрыла за собой дверь. Кровать родителей была застелена, каждый уголок аккуратно заправлен. В камине все еще лежала зола, а на туалетном столике стояли флаконы с духами. Сигна подошла к ним и поднесла один из элегантных сосудов к носу. Запах был настолько отвратительным, что Сигну едва не стошнило при первом же ощущении кисловатого зловония и каких-то цветочных ноток, которые она уже не могла разобрать. Ей стало интересно, как пахли эти духи двадцать лет назад, когда были новыми. Она отдала бы все, чтобы вдохнуть мамин аромат, нанести его на себя и погрузиться в воображаемые воспоминания.

Она с трудом оторвалась от этих мыслей и перешла к гардеробу, перебирая шелковые ткани и платья из тафты, украшенные