Приятный кошмар - Трейси Вульф

расстроена, так сбита с толку, что оставила свое пончо на крыльце бунгало Моцарт и Эмбер, но теперь я уже точно туда не вернусь. Вместо этого я только еще больше сжимаюсь в комок в футболке, которую дала мне Моцарт, и иду дальше так быстро, как только могу, противостоя натиску ветра.

Молния раскалывает небо надвое, но теперь я уже так привыкла к ней, что почти не обращаю на нее внимания – как и на гром, следующий за ней. А когда это происходит снова, даже не даю себе труда посмотреть вверх.

Но затем это происходит снова и снова, и до меня вдруг одновременно доходят две вещи. Во-первых, вспышки молний придвигаются ко мне все ближе, а во‑вторых, за ними не следует гром.

Черт.

Когда происходит следующая вспышка, я резко разворачиваюсь и осознаю, что мои инстинкты меня не обманули. Эти новые вспышки – вовсе не молнии.

Меня охватывает ужас, когда передо мной вдруг возникает огромный мужчина в тюремной робе. Он неуклюже тянется ко мне с затравленным выражением на лице, протягивает ко мне руки.

Я отскакиваю назад, чтобы он не смог дотянуться до меня, и тут вижу, что левая половина его лица покрыта огромной татуировкой, гласящей: Тебе надо бежать.

Что это – его настоящая татуировка или еще одно предостережение?

Но прежде чем мне удается додуматься до ответа, он исчезает.

И если это предупреждение, то что оно значит, черт возьми? Это уже второе предостережение, которое я получила за последние двенадцать часов, что довольно странно, если учесть, что все это время я только и делала, что убегала.

Чертовски жаль, что мне некуда убежать.

Я делаю глубокий вдох, но у меня остается меньше секунды, чтобы разобраться, что к чему прежде, чем впереди появляется еще одна вспышка света. На этот раз она возникает слева, и я успеваю повернуться как раз вовремя, чтобы увидеть женщину – наполовину человека, наполовину хищного зверя, – которая преграждает мне путь.

С ее клыков стекает кровь, и у меня успевает мелькнуть мысль, что, возможно, она умерла в состоянии расцепления – ужасная мысль, если учесть, что сегодня произошло со мной самой, – и тут она бросается на меня.

Я пячусь, истошно крича. Она исчезает, и на ее месте появляется еще одна мерцающая сущность – маленький мальчик с разными глазами и волосами, стоящими торчком. Он сжимает в руках потертого коричневого плюшевого мишку и рыдает.

– Джуд? – шепчу я, потому что – за исключением пижамы с рисунком из тираннозавров – он выглядит совсем как Джуд в его возрасте.

Но это невозможно. Джуд жив – я только что видела его. Я только что спорила с ним. А этот мальчик должен быть призраком, разве не так?

Однако, когда он подходит ко мне и поднимает руки, будто ожидая, что я возьму его на ручки, я так потрясена, что опускаюсь на одно колено.

– Что с тобой? – вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.

– Мне нужно к моему папе, – отвечает он, широко раскрыв глазки. – Мне приснился плохой сон.

– О, малыш. – Хотя я и знаю, что он не может слышать меня, эти слова слетают с моего языка сами собой. – А где твой папа?

– Мне нужно к моему папе, – настойчиво повторяет он, гладя маленькими пальчиками мою щеку. И тут я осознаю, что он – как и тот трехлетний малыш в подземелье – может слышать меня. Более того он может ощущать меня. – Пожалуйста, приведи его ко мне!

– Прости, но я не знаю, кто твой папа, – шепчу я, и он начинает плакать еще горше. Я притягиваю его к себе, и меня сильно бьет током, когда он утыкается лицом мне в шею. Однако это не так болезненно, как бывает обычно, так что я стараюсь не обращать внимания на боль.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, медленно качая его на руках.

Но он не отвечает, а только качает головой и говорит:

– Ты должна найти моего папу! Он отгонит от меня этих чудовищ.

Я хочу спросить его, что он имеет в виду, но он исчезает – так же внезапно, как и появился.

К моему горлу подступают слезы, и что-то стесняет мне грудь, чего прежде я не ощущала, хотя не понимаю почему. И я чувствую себя ужасно виноватой оттого, что не смогла помочь этому ребенку.

Повернув на дорожку, которая ведет к моему бунгало, я наполовину иду, наполовину бегу. Ветер и дождь продолжают атаковать меня, и я полна решимости оказаться внутри до того, как шторм сделается еще сильнее, и до того, как передо мной появится ее одна мерцающая сущность.

Но едва я успеваю сделать несколько шагов, как передо мной из воздуха вдруг возникает еще одна ученица Школы Колдер. Я ее не узнаю и потому моргаю несколько раз, чтобы избавиться от дождевой воды, заливающей мне глаза. Когда мне это удается, до меня доходит, что это не одна из теперешних наших учениц. Она призрак.

Как и у того привидения, которое я видела ранее в розовой ночной рубашке в цветочек, ее кожа просвечивает и имеет тот же серый оттенок, к которому я привыкла. Но так же, как у той женщины – и у мальчика, которого я видела несколько секунд назад, – ее одежда окрашена в различные цвета. Как и ее спутанные каштановые волосы, что окончательно сбивает меня с толку.

На ней надета точно такая же форменная школьная юбка из красной шотландки, как та, что сейчас висит в моем стенном гардеробе, и точно такая же черная рубашка поло. Но на голове у нее красуется круглая вязаная шапочка, часть лица закрывают овальные зеркальные очки, и она облачена в просторную блузу из шотландки. Не говоря уже о дюжине или около того веревочных браслетов, украшающих оба ее запястья.

Также на ее лице сияет широкая улыбка, что определенно очень необычно для той Школы Колдер, к которой я привыкла, и она приближается ко мне вприпрыжку, как будто она абсолютно счастлива и у нее вообще нет никаких забот, никаких проблем.

Если учесть, что все это происходит в разгар шторма, что на нее обрушивается ливень, который она не замечает, и ветер, который она не может чувствовать, развевает ее волосы, все это кажется еще более странным.

Тем более что в ее лице и походке мне чудится что-то знакомое, что внушает мне ложное чувство безопасности. Я остаюсь стоять на месте, глядя на нее, хотя со всех сторон вокруг нее появляются