Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

Бросив этот вызов, Мелани разрыдалась и, пошатываясь,направилась к двери.

Час спустя дедушка Мерриуэзер в безопасном уединении салуна«Наша славная девчонка» сообщил дяде Генри Гамильтону, что после этих слов всеразрыдались, кинулись целовать Мелани и собрание завершилось праздничнымзастольем, а Мелани была избрана секретарем обеих организаций.

— И они теперь будут выпалывать сорняки. А Долли, чертбы ее побрал, заявила, что даже я, видите ли, буду только рад им помочь, потомукак мне больше нечего делать. Я, конечно, ничего против янки не имею, и, думаю,мисс Мелли права, а остальные леди вели себя как дикие кошки и были не правы.Но чтобы я полол сорняки — в мои-то годы да при моем люмбаго!..

Мелани вошла в совет дам-патронесс детского приюта ипомогала собирать книги для только что созданной Ассоциации юношескихбиблиотек. Даже Трагики, дававшие раз в месяц любительские спектакли, жаждализалучить ее к себе. Мелани была слишком застенчива, чтобы выступать наподмостках, освещенных керосиновыми лампами, но она могла шить костюмы изединственно доступной материи — мешковины. Это она, проголосовав в Кружкешекспировских чтений за то, чтобы произведения барда перемежались чтениемтворений Диккенса и Бульвер-Литтона, помогла одержать победу над неким молодым и,как втайне опасалась Мелани, весьма разнузданным холостяком, который предлагалчитать поэмы лорда Байрона.

В конце лета по вечерам в ее маленьком, плохо освещенномдоме всегда полно было гостей. Стульев, как правило, не хватало, и дамы частосидели на ступеньках крыльца, а мужчины возле них — на перилах, на ящиках илидаже просто на лужайке. Порой, глядя, как гости сидят на траве и попивают чай —единственный напиток, который Уилксы в состоянии были предложить, —Скарлетт поражалась, как это Мелли не стыдится выставлять напоказ своюбедность. Сама Скарлетт и помыслить не могла о том, чтобы принимать гостей —особенно таких именитых, какие бывали у Мелани, — пока дом тети Питти небудет обставлен как до войны и она не сможет подавать своим гостям хорошее вино,и джулепы, и запеченную ветчину, и холодную оленину.

А у Мелани часто бывал герой Джорджии генерал Джон Б. Гордонс семьей. Отец Райман, поэт-священник Конфедерации, неизменно заглядывал к ней,когда наведывался в Атланту. Он очаровывал собравшихся остроумием и без особыйуговоров соглашался прочесть свою «Шпагу Ли» или свое бессмертное «Поверженноезнамя», всякий раз вызывавшее слезы у дам. Бывал здесь во время своих наездов вгород и Алекс Стефенс, бывший вице-президент Конфедерации, и как только становилосьизвестно, что он у Мелани, дом тотчас наполнялся гостями и люди часами сидели,зачарованные хрупким инвалидом со звонким голосом. Обычно с десяток детей сонноклевали носом на коленях у родителей, хотя им давно пора было лежать в постели.Каждой семье хотелось, чтобы много лет спустя их отпрыск мог сказать, что егоцеловал великий вице-президент или что с ним здоровался за руку один из тех,кто возглавлял борьбу за Правое Дело. Все более или менее важные особы,приезжавшие в город, находили путь в дом Уилксов и часто даже проводили тамночь. Небольшой дом под плоской крышей нередко был переполнен, Индииприходилось спать на соломенном тюфяке в крошечной комнатушке, где помещаласьдетская Бо, а Дилси мчаться через задний двор к кухарке тети Питти за яйцами кзавтраку, но Мелани принимала всех так любезно, точно в ее распоряжении былзамок.

Нет, Мелани и в голову не приходило, что все эти людистекаются к ней, словно потерпевшие поражение солдаты к изорванному любимомузнамени. И потому она немало удивилась и смутилась, когда доктор Мид послеодного приятно проведенного в ее доме вечера, за который он отблагодарилхозяйку, прочитав монолог Макбета, поцеловал ей руку и голосом, каким оннекогда говорил о Нашем Доблестном Деле, произнес:

— Дорогая мисс Мелли, для меня всегда большая честь иудовольствие бывать в вашем доме, ибо вы — и подобные вам дамы — это наша душа,все, что у нас осталось. У нас, мужчин, отняли лучшие годы нашей жизни, а уюных женщин — беззаботный смех. Наше здоровье подорвано, и весь наш укладперевернут. Процветанию нашему пришел конец, мы отброшены на пятьдесят летназад, а на плечи наших мальчиков, которым сейчас бы еще учиться в школе, инаших стариков, которым сейчас бы дремать на солнышке, взвалено непосильноебремя. Но мы возродимся, потому что среди нас есть люди такой души, как вы. Ипока среди нас есть такие люди, все остальное янки могут забрать!

До того как Скарлетт разнесло и большая черная шаль тетиПитти не могла уже скрыть ее деликатного положения, они с Фрэнком частенькопротискивались сквозь заднюю изгородь и присоединялись к тем, кто летнимивечерами собирался на крыльце у Мелани. Скарлетт всегда садилась подальше отсвета, прячась в спасительную тень, где она, не привлекая к себе любопытныхвзоров, могла сколько душе угодно смотреть на лицо Эшли.

Только Эшли и притягивал ее сюда, так как все эти разговорынагоняли на нее скуку и тоску. Они неизменно развивались по одной и той жесхеме: сначала — о тяжелых временах; потом — о политическом положении в стране,а потом уж, конечно, о войне. Дамы сокрушались по поводу высоких цен испрашивали у мужчин, неужели добрые времена никогда не вернутся. А всеведущиеджентльмены неизменно отвечали: разумеется, вернутся. Всему свой черед. Тяжелыевремена — не навеки. Дамы знали, что джентльмены лгут, а джентльмены знали, чтодамы знают, что они лгут. И тем но менее они весело лгали, а дамы делали вид,будто верят им. Все ведь знали, что тяжелые времена продлятся еще долго.

Как только тема тяжелых времен бывала исчерпана, дамы заводилиразговор об этих наглецах неграх, и об этих возмутительных «саквояжниках», и отом, до чего же это унизительно — видеть на каждом углу солдат-янки. Каксчитают джентльмены, янки когда-нибудь закончат Реконструкцию Джорджии?Джентльмены заверяли дам, что Реконструкции скоро придет конец — ну, вот кактолько демократам снова дадут право голоса. У дам хватало ума не уточнять,когда это будет. И как только разговор о политике заканчивался, джентльменызаводили беседу о войне.

Стоило двум бывшим конфедератам где-либо встретиться — иречь шла только об одном, а если собиралось человек десять или больше, то можнобыло не сомневаться, что весь ход войны будет прослежен заново. При этом вбеседе только и слышалось:

«Вот если бы!..» «Вот если бы Англия признала нас…» — «Вотесли бы Джеф Дэвис реквизировал весь хлопок и успел перебросить его в Англию,пока не установилась блокада…» — «Вот если бы Лонгстрит выполнил приказ подГеттисбергом…» — «Вот если бы Джеф Стюарт не отправился в рейд, когда он былтак нужен Маршу Бобу…» — «Вот если б мы не потеряли Несокрушимого Джексона…» —«Вот если бы не пал Виксберг…» — «Вот если б мы сумели продержаться еще год…» Ивсегда, во всех случаях: «Вот если б вместо Джонстона не назначили Худа…» Или:«Вот если б они в Далтоне поставили во главе Худа, а не Джонстона…» Если бы!Если бы! В мягких певучих голосах появлялось былое возбуждение; они говорили иговорили в мирной полутьме — пехотинцы, кавалеристы, канониры, — воскрешаядни, когда жизнь подняла их на самый гребень волны, вспоминая теперь, на закатеодинокой зимы, лихорадочный жар своего лета.