Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин

так это… когда гвоздем, да в причинное место — еще не так заскачешь…

Повернувшись, охотник понял, что удар он все же пропустил. Похоже, ещё в самом начале встречи. Гораздо серьезней и опасней, чем просто кулаком в висок. Не сводя с него пристального взгляда, Красовский разговаривал по сотовому. Негромко, но достаточно, чтобы Степан услышал, а услышав — похолодел.

— …да, и Гузеева со спецтранспортом сюда, живо.

Голос Филиппка изменился, стал безэмоциональным, пустым. Рабочим.

— Подтверждаю: реликтовое существо, по классификации Бэ-Ха двести — двести тридцать, если глаза мне не врут… Что за идиотские вопросы? Конечно, со средствами защиты — Бэ-Ха же!

— А вы не суетитесь, гражданин Бехтерев, — бросил он Степану.

Сказал между делом, но так, что сразу стало понятно — лишние слова и телодвижения ни к чему. Без них ясно — его сенсацию, его звездный час, его законную добычу сейчас нагло, но уверенно изымут. Составят протокол, заставят подписать какую-нибудь бумагу о неразглашении… Быть может, даже заплатят, чтобы молчалось лучше. А после — увезут и спрячут за семью печатями реальное подтверждение того, что все потраченные годы, принесенные жертвы и вытерпленные насмешки — не зря.

Бехтереву хотелось залепить Красовскому в ухо… Очень хотелось. Но сил в себе он не чувствовал. Руки безвольными тряпками повисли вдоль тела, а глаза безучастно наблюдали, как поляну заполняют невесть откуда взявшиеся рослые молодцы в камуфляже.

Они работали молча, слаженной деловитостью напоминая андроидов из старых фильмов про космос. Добавляя картине фантастичности, из леса, ревя двигателем, выехал странного вида фургон, — черный! конечно же черный! — похожий на бронированную грузовую «Газель». Видимо, тот самый «спецтранспорт». Филиппок расхаживал вокруг клетки с видом Наполеона, коротко отдавая приказы.

Все закончилось нереально быстро. Клетка с лешаком исчезла в черной утробе «бронегазели», и машина, тяжело переваливаясь на кочках, поползла обратно. Следом за ней потекли молчаливые камуфляжные «андроиды», уже успевшие все измерить, отфотографировать и отснять на видео. Спустя несколько минут ничто не напоминало о недолгом триумфе Бехтерева. Исчезли даже обломки жерди с гвоздем, заботливо упакованные в прозрачный пластик равнодушными профессиональными руками. Никто не подсунул охотнику ни денег, ни бумаги с грифом «совершенно секретно». Его вообще не заметили, точно он — пустое место…

Степан и чувствовал себя опустошенным. Выпотрошенной рыбой. Вот только его безжалостно лишили не внутренностей, а мечты. Ненавистный Филиппок остановился у служебного авто.

— Степан Антонович, вы едете?

— Что вам еще от меня надо? — Степан сам поразился бесконечной усталости, наполнившей голос. — Пытать будете?

— Дам ответы на интересующие вас вопросы. У вас наверняка ко мне куча вопросов, верно? Ну, так что? Второй раз не предлагаю!

Пухлая рука приглашающе указала на открытый салон, и Бехтерев решился. Он забился на заднее сиденье заляпанной грязью «Калины», рядом с Красовским, как бы ни было ему неприятно такое соседство. Потому что желание узнать ответы перевешивало все возможные неудобства. Стоя посреди истоптанной опустевшей поляны, Митяй ошалело смотрел им вслед.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В салоне было просторно, но Бехтерев постарался максимально отодвинуться от Филиппка — задевая «журналиста», он чувствовал, будто в дерьмо вляпался.

— Что с Митяем делать будете? — буркнул Степан.

— О нем позаботятся наши специалисты, — туманно ответил Филиппок. — Вы, кстати, знаете, что камера у него уже лет пять, как нерабочая? Там даже кассеты нет.

— Знаю. У Митяя давно с головой непорядок. Тут в другом вопрос — вам-то об этом откуда известно?

Поджав губы, «журналист» смерил охотника хмурым взглядом. Долго буравил голубыми глазами и, наконец, что-то решив про себя, сменил линию поведения.

— Как-то у нас с вами не заладилось. Предлагаю начать с чистого листа и еще разок познакомиться. Моя фамилия действительно Красовский. И звать меня на самом деле Филипп Иванович. Только я не журналист, а полковник… Эммм… Правительственной организации, о которой обычным людям знать не обязательно.

— Секреты секретничаем? — недовольно пробурчал охотник. — Ладно, дело ваше. А мне скрывать нечего. Зовут меня Степа, фамилия моя…

— Бехтерев, Степан Сергеевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, — отбарабанил новоявленный полковник. — Образование педагогическое, высшее. Разведен. Детей нет. За минувшие пятнадцать лет около тридцати раз менял место жительства. Последнее место работы — Пушкинский лицей города Сумеречи. Уволен по собственному желанию…

— Вас и такое запоминать заставляют? — вяло удивился Бехтерев.

— Профессиональная привычка. Я про вас знаю абсолютно все. Даже то, что из лицея вас собирались уволить за прогулы.

— Это ради науки! — уши Бехтерева зыпылали. — Я же не пьянствовал! Я криптид ловил!

— И это знаем. Именно благодаря вашим феноменальным успехам на этом поприще мы с вами сейчас и разговариваем.

— Да какие там успехи, — забывшись, Бехтерев едва не сплюнул под ноги. — За двадцать лет одного лешака поймал, и того ваши архаровцы отняли.

— Не скажите! На сегодняшний день на вашем счету двенадцать пойманных криптид. Это — не считая лешака. И еще примерно столько же обнаруженных, но упущенных. Ну, что-то вроде вашего первого трофея.

Глаза Бехтерева округлились от удивления, а сволочуга Филиппок знай себе улыбался, точно обожравшийся сметаны котяра.

— Свежи воспоминания, да? И у меня свежи — будто вчера было. Я тогда простым аналитиком служил. Вашего «волка» спецгруппа из десяти человек разрабатывала. Опытные сотрудники, снаряжение по последнему слову техники — тепловизоры, спутники, транквилизаторы, все дела… Год — го-о-од! — ловили! А потом пришли вы. С сетью и ржавым капканом…

Прошлое, старательно подавляемое все эти годы, вскрылось болезненным фурункулом. Слова полковника, оброненные мимоходом, полностью переворачивали мир Бехтерева. Старый промах, постыдный, унизительный, спустя годы оборачивался триумфом. Заныло под сердцем, и руки мелко затряслись от тени давнишнего страха. Вспомнилось, как, потеряв фонарик, бежал сквозь ночь, лишь благодаря свету низко висящей луны уворачиваясь от деревьев. Широко раскрытым ртом судорожно глотал стылый ночной воздух; заплетались ватные ноги; колотилось, разрывая грудь, испуганное сердце. А за спиной ревел, бесновался, пытаясь разорвать прочнейшую сеть, кто-то голодный, свирепый, с пылающими желтизной глазами-фарами. И только одна мысль не давала упасть, как на крыльях перенося через предательские кочки и поваленные деревья: нашел! Поймал! Есть доказательство!.. Впрочем, была и другая причина бежать, что есть мочи. Очень уж жить хотелось…

Будто в другом мире случилось серое, промозглое утро. И расчерченный сплетенными за ночь серебряными нитями паутины воздух — такой нездешний, такой нереальный. Хлюпала болотная жижа в высоких болотниках, противно ныли натруженные мышцы ног. Тряслась в руках старенькая двустволка, наведенная на скрюченное бледное тело, жалкое, беспомощное, тщетно пытающееся содрать с перебитой ноги стальные челюсти капкана.

Следующий