Как Николай II погубил империю? - Александр Иванович Колпакиди

с августа 1914-го по конец февраля 1917-го. Юго-Западный фронт, не раз громивший австрийцев, и Кавказский, регулярно колотивший турок, были куда лояльнее к властям. Хотя и на Юго-Западном оказалось немало солдат, которые помнили и разгром под Горлицей, и многие другие поражения. Особенно пять провалившихся штурмов Ковеля в июле — сентябре 1916-го. О них с ужасом пишет почтительно цитируемый Шевкуновым военный историк-эмигрант Антон Керсновский:

«Главный удар генерал Алексеев [начальник Генерального штаба Михаил Алексеев. — Ю.Н.] указал нанести в самое крепкое место неприятельского фронта — в ковельском направлении, сплошь занятом отборными германскими дивизиями и почти непроходимом от природы… Во всю эту злополучную кампанию русского стратега — если только злосчастного генерала Алексеева можно назвать стратегом — преследовало какое-то непонятное ослепление — стремление во что бы то ни стало идти по линии наибольшего сопротивления. Решение Ставки нанести главный удар Западным фронтом в самое крепкое место неприятельского расположения — и это несмотря на неудачу Нарочского наступления — было едва ли не самым большим стратегическим абсурдом Мировой войны»[230].

И с таким же уважением цитируемый владыкой Тихоном командующий белыми войсками на юге России Антон Деникин:

«В начале сентября я командовал уже 8 корпусом и совместно с гвардией и 5 сибирским корпусом повторил отчаянные кровопролитные и бесплодные атаки в районе Корытницы. В начале ещё как-то верилось в возможность успеха. Но скоро не только среди офицеров, но и в солдатской массе зародилось сомнение в целесообразности наших жертв. Появились уже признаки некоторого разложения: перед атакой все ходы сообщения бывали забиты солдатами перемешанных частей, и нужны были огромные усилия, чтобы продвинуть батальоны навстречу сплошному потоку чугуна и свинца, с не прекращавшимся ни на минуту диким рёвом бороздивших землю, подвинуть на проволочные заграждения, на которых висели и тлели не убранные ещё от предыдущих дней трупы»[231].

Именно под Ковелем легла с трудом пополненная к 1916 году русская гвардия. Те, кто выжил, умирать не захотели. И стали идеальной горючей смесью для победоносного революционного пожара.

Три отличия двух войн

Игнорируя скучную реальность и настаивая на грядущей победе обожаемого монарха, митрополит в 7-й серии своего фильма (11.08–12.35) усугубил оптимизм сравнением хода боевых действий в нашей армии в обеих мировых войнах. В книгу пассаж не вошёл, но разобрать его всё равно следует:

«Потери русской армии составляли 1,3 млн убитыми. Были раненые, их, конечно, было больше, но потери нашей армии были меньше чем потери австро-венгерской армии. Были меньше, чем потери германской армии. Было столько же, сколько потеряли французы. Англичане потеряли на 400 тысяч человек меньше. То есть ничего сравнимого со Второй мировой войной, с Великой Отечественной нашей, даже близко нет. И когда кричат о том, что Николай Александрович — император и верховный главнокомандующий был бездарен, как военный и как командующий… А давайте-ка мы вспомним, что происходило в сравнимой ситуации. Первая и Вторая мировая война: не было отступления до Москвы. Никакой блокады Санкт-Петербурга не было и близко. Не было громадных потерь. Не было заградотрядов. У России. У союзников были».

Налицо очередное обрезание. У Головина действительно фигурирует число 1,3 млн убитых, но к ним добавлены ещё 350 тысяч умерших от ран, 140 тысяч умерших от болезней и 70 тысяч умерших в плену, а всего 1,86 млн[232]. Советский демограф Борис Урланис в работе «История военных потерь» пришёл к практически тому же результату 1,811 млн. Современное американское исследование «Armed forces mobilized and casualties in World War I» сообщает о 1,7 млн, но без учёта умерших в плену, а европейская «International Encyclopedia of the First World War» пишет об 1,89 млн.

Православно-монархистская общественность пытается опровергнуть эти данные ссылкой на изданную в 1925 году работу Центрального статистического управления СССР «Россия в мировой войне», где в таблице 22 сообщается о 643 614 убитых и умерших от ран к декабрю 1917 года. Однако там же значится 3 638 271 пленный и пропавший без вести, тогда как согласно приведённым Головиным документам армий Германии и Австро-Венгрии те в 1914–1917 гг. взяли в плен лишь 2,2 млн русских солдат. Оставшихся можно признать мёртвыми, и, сложив их с зарегистрированными убитыми, получаем даже больше, чем у Головина и Урланиса, — почти 2,1 млн.

Может быть, в число пропавших без вести включены дезертиры? Нет, в таблице 16 они учтены отдельно: 195 130 до Февральской революции и 170 007 за март — июль 1917 года. Дальше дезертирство растёт, но тот же Головин, говоря о 1,5 млн неучтённых дезертиров, отделяет их от 1,86 млн погибших. Показывая, что оба числа наряду с пленными и демобилизованными и составляют разницу между количеством призванных и численностью армии к концу войны.

Франция с учётом умерших в плену и от болезней, а также погибших солдат колониальных войск потеряла 1,4 млн, но воевала-то она на целый год дольше. И согласно «International Encyclopedia of the First World War» только за 10,5 месяца 1918 года потеряла без учёта небоевых потерь 235 тысяч. С учётом же этих потерь и павших ноябре-декабре 1917-го, после выхода большевиков из войны, выходит порядка 300 тысяч. Следовательно, от начала войны до издания большевистского «Декрета о мире» Франция потеряла в 1,6 раза меньше, чем Россия, — 1,1 млн против 1,8 млн.

Создавать заградотряды у нас не стеснялись ни при Николае II, ни при главе сменившего его Временного правительства. Командуя 8-й русской армией, Брусилов ещё 5 июля 1915 года приказывал: «сзади надо иметь особо надёжных людей и пулемёты, чтобы, если понадобится, заставить идти вперёд и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться противнику. Все, кто видит, что целая часть (рота или больше) сдаётся, должны открывать огонь по сдающимся и совершенно уничтожать их»[233]. Уже после Февральской революции 1917 года аналогичный приказ отдал командующий Юго-Западным фронтом и будущий вождь белого движения Юга России Лавр Корнилов.

Насчёт вражеского продвижения, на первый взгляд, всё верно: к моменту свержения его гениального величества германская армия стояла на подступах к Риге и Минску, так их и не заняв. В то время как при убогом Сталине дошла до Ленинграда, Москвы и Кавказа. Вроде не поспоришь — дошла! И потери оказались куда больше — с учётом партизан и ополченцев около 12 млн (из них треть в плену) против почти 5 млн (из них свыше 500 тысяч в плену) у Германии и её союзников. Однако при внимательном рассмотрении налицо примитивное жульничество.

Прежде всего странно мерить победу