Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1 - Валерий Федорович Солдатенко

созданием украинского правительства, провозглашением Универсалов и весьма похожими процессами, направляемыми крымско-татарскими лидерами[659], правда, на определенном (для революционной эпохи) временном удалении. Усилия по формированию крымско-татарских частей – «эскадронов» напоминали события, связанные с украинизацией армии, а аргументация необходимости наведения порядка в условиях безвластия, политического хаоса, подымающейся волны «бандитско-революционной чумы» сущностно повторяла то, к чему прибегали несколько ранее и лидеры Украинской революции.

Однако, как и в украинских губерниях, в Крыму неудержимо развивались и тенденции революционизирования населения, повышения в общественной жизни роли Советов, переживавших стадию неуклонной большевизации. Наиболее характерно это было для городов – Севастополя, Симферополя, Евпатории, Феодосии, Керчи. Считая поведение лидеров татарского политикума неадекватным расстановке сил, реальным настроениям всех граждан полуострова, организации РСДРП(б) какое-то время пытались направить решение вопроса о власти в мирное русло – предлагали провести референдум по поводу сложившегося национального единовластия (фактически захвата власти), против чего решительно восстали и Директория и Совет Народных Представителей[660]. Понятно, центр внимания и усилий следовало сместить, озаботившись разъяснительно-пропагандистской и организационной работой непосредственно среди различных слоев населения.

Обстановка конца 1917 г., вопреки ожиданиям, была подобна бурно закипающему котлу политических страстей с непредсказуемой развязкой.

* * *

Если весна, лето, начало осени 1917 г. проходили под лозунгами всеобщей демократизации общественной жизни, а потоки борьбы за социальные преобразования в большинстве, может быть, хотя бы в идейной оболочке, зримо не входили в противоречие с национальными устремлениями порабощенных ранее народов, часто развивались параллельно и даже объединялись, вливаясь в общее русло революционного процесса, то с конца октября ситуация начала вначале – медленно, а затем – все ускоряясь, меняться. Во многих случаях все определеннее проявлялась не только разнонаправленность означенных слагаемых (потоков), или, быть может, неспособность лидеров политических сил обеспечить необходимую степень органического соединения обоих чрезвычайно важных и весомых направлений массовых общественных движений, а напряженное перерастание их в кризисное, порой даже антагонистическое состояние. Ближайшая перспектива во многом зависела от того, кому из политических лидеров удастся взять под свой контроль нараставший революционный порыв и предложить такой конструктивный, перспективный путь, который бы отвечал назревшим объективным запросам исторического момента.

Борьба за массы, за реализацию выдвинутых стратегических планов, тактических соображений и приемов приобретала все обостряющийся характер практически на всем пространстве бывшей России, в том числе, естественно, в национальных регионах, как уже частично было показано, и в Украине и в Крыму. Синхронизация событий не наблюдалась, хотя принципиальная повторяемость тенденций на материковых землях была характерной и для полуострова.

Среди других политических субъектов особенно усилили свое влияние организации РСДРП(б), практически превратившие команды многих кораблей Черноморского флота в свои надежные форпосты. Расширяющаяся большевизация иных общественных организаций предопределила неуклонный процесс установления советской власти в городах, населенных пунктах, районах полуострова[661].

Есть немало оснований считать, что преобладающими настроениями у личного состава флота, по крайней мере, у его весьма значительной части, были не локально-крымские, не крымско-татарские и не украинские ориентации. Свои надежды на прогрессивные преобразования офицеры и матросы связывали совсем не с политическими, регионально-государственническими тенденциями и преобразованиями в Крыму и УНР, а в России в целом. Отражая господствовавшие на состоявшемся 6–19 ноября в Севастополе первом Общечерноморском съезде настроения матросской массы, газета «Известия Севастопольского Совета Рабочих и Военных Депутатов» писала: «Скажем твердо и ясно, что мы не подчинимся приказам враждебной народу Киевской Рады, что мы идем вместе с рабочими и крестьянами всей России»[662]. Если еще конкретнее представить себе непосредственные логические связи в сознании черноморцев с территориальными факторами, то весьма наглядным примером, убедительным доказательством сказанному явились ноябрьские и декабрьские (1917 г.) десанты севастопольцев-добровольцев ни куда-нибудь, а в Таганрог и Ростов («попутно» в Мариуполь), где моряки считали необходимым внести свой личный вклад в дело революции, в частности – борьбы с контрреволюционными поползновениями донских казачьих верхов[663].

И Черноморский революционный отряд, отправившийся из Севастополя четырьмя эшелонами на материк, в распоряжение командующего войсками по борьбе с контрреволюцией на Юге России В. А. Антонова-Овсеенко, также принимал участие в борьбе с корниловцами под Белгородом в ноябре 1917 г., стремясь оказать помощь революционному делу в первую очередь в стране в целом, а не на региональном, скажем – на украинском уровне[664].

Оба боевых похода вызвали огромную моральную поддержку в матросской среде, стимулировали процесс революционизирования не только матросского состава, но и рабочих, частью – крестьян Крыма[665].

В свете реальных фактов преувеличениями представляются выводы некоторых историков о широкой украинизации Черноморского флота[666]. Отдельные случаи смещения настроений в некоторых экипажах боевых кораблей в сторону УНР вряд ли оправданно выдавать за определяющие тенденции. Тем более, что последующие события логично практически не корреспондируются с завышенными оценками.

Победа в январе 1918 г. советской власти на полуострове (были разбиты белогвардейские и татарские воинские части – «эскадронцы», прекратили существование соглашательский Крымский штаб[667], Директория, Совет Народных Представителей), начатые революционные преобразования увенчались провозглашением Советской Социалистической Республики Таврида.

Анализ событий, совокупности документов, касающихся определения статуса образовывавшейся государственной единицы, позволяет заключить, что путь к итоговому решению пролегал через непростое взаимодополнение объективных и субъективных факторов, среди которых на передний план выдвигались Брестские договоренности, заключенные как УНР, так и РСФСР, партийные распри и в РКП(б) и ПСР, непримиримая позиция «левых коммунистов» и левых эсеров, выступавших против мира с Германией и Австро-Венгрией, политическая борьба и военные действия в непосредственной близости от полуострова[668].

10–12 февраля 1918 г. в Севастополе состоялся Съезд Советов рабочих и солдатских депутатов с участием представителей крестьянских депутатов и военно-революционных комитетов Таврической губернии[669].

Закладывая основы советской системы, съезд создал Таврический исполнительный комитет Советов рабочих и солдатских депутатов (ЦИК) – губернский орган власти, в который вошли 10 большевиков и 4 левых эсера. Председателем ЦИК, избравшего местом своего пребывания Симферополь, стал большевик Ж. А. Миллер, секретарем – перешедший от левых эсеров к большевикам И. К. Фирдевс[670]. На протяжении месяца шли ожесточенные дискуссии относительно политических ориентаций, отношения к Брестскому миру и борьба за доминирование в общественных организациях, влияние на массы, закончившиеся переизбранием ЦИК на новом съезде (7–10 марта). Более представительный по сравнению с предыдущим, форум (на нем присутствовали и посланцы татар) сформировал ЦИК в составе уже 20 человек (12 большевиков и 8 левых эсеров)[671]. Был утвержден Совнарком республики под председательством А. И. Слуцкого. Местные партийцы, в том числе и принадлежавшие к двум ведущим фракциям в Центральном исполнительном комитете Крыма не были самостоятельными, обращались за советами и инструкциями в советские центры Украины и России, где их принимали и