Неопалимая - Маргарет Роджерсон

Но сейчас я нашла место, где шов был вспорот, образуя потайной карман между двумя листами пергамента, составляющими заднюю обложку молитвенника. Внутри, прижатая неровным краем надсеченного пергамента, лежала пропавшая страница.

Я вытащила листок и поднесла его к фонарю на столе. Восставший читал быстрее, чем я, но воспринимал лишь те надписи, на которые были устремлены мои глаза. Он рывком опустил мой взгляд вниз по странице, пока не дошел до записи: «Год Госпожи Нашей 1155, маленькая шкатулка из золота и слоновой кости, украшенная двенадцатью рубинами и восемью сапфирами, хранившаяся до этого в Шантлере, содержит прах святой Агнес».

– Эти дураки, – прошипел он. – Эти насквозь прогнившие тупицы! Им следовало развеять ее прах в Севре, в океане – они не должны были хранить его!

У меня появилось плохое предчувствие.

– Восставший, что ты почувствовал в туннелях?

– Я думал, что мне это привиделось. Темнота, тишина – при таких условиях спустя некоторое время я начинаю видеть то, чего нет. – Его охватила дрожь. – Я почувствовал другого Восставшего. Здесь, в городе.

На мгновение слова утратили смысл. Я уставилась на страницу, текст которой вдруг стал непонятным.

– Ты же не имеешь в виду Восставшего, привязанного к реликвии?

– Нет. Я почувствовал присутствие Саратиэля. Невозможно, разумеется. Разве что его не уничтожили по-настоящему. Разве что он был лишь ослаблен – до такой степени, что это выглядело как гибель, – а на самом деле прятался в пепле последние три с половиной сотни лет, медленно восстанавливая свои силы.

– Запасные реликвии, которые редко используются, часто хранятся внутри алтаря, под алтарным камнем. – Мои мысли понеслись подобно стремительно набирающей скорость повозке, катящейся с холма. – Шкатулка тоже может оказаться там. Но разве кто-то не почувствовал бы этого? Они пользуются алтарем каждый день.

– В ослабленном состоянии присутствие Восставшего могло остаться незамеченным. По мере восстановления он должен был вновь обрести способность скрывать себя. Из всех нас Саратиэль всегда лучше всех умел прятаться. – Я вспомнила страницу этого духа в рукописи: Саратиэль Омраченный, его опрокинутую чашу, наполненную туманом. – Более интересный вопрос – как ему вообще удалось восстановиться. Он не смог бы исцелиться, если бы не поглотил какую-либо жизнь…

– Крысы, – сказали мы одновременно.

Я обнаружила, что стою, а табурет опрокинут. Даже не услышала, как он упал.

Леандр находил мертвых крыс, по словам целителя, на них не было никаких следов. Я задумалась, сколько всего трупов животных было обнаружено внутри собора на протяжении веков: несколько здесь, несколько там, – и никто не обращал на них внимания.

– Мы должны уничтожить его сейчас, – безапелляционно произнес Восставший. – Прежде чем он получит человеческую душу. Именно тогда у него появится достаточно сил, чтобы покинуть шкатулку, и он начнет действовать в ближайшее время. Он почти наверняка знает, что я здесь…

Восставший замолк, услышав слабый звук. Где-то в соборе, отдаваясь эхом, раздался панический крик ворона.

Я была уже на полпути к часовне, когда поняла, что оставила фонарь в комнате Леандра, но, чтобы отыскать дорогу и спуститься по лестнице с галереи, лунного света оказалось достаточно. Ворон кружил над церковными скамьями.

– Мертвый! – кричал он. – Мертвый! – Его пронзительный голос доносился из-под высокого, окутанного тенями свода.

Лестница вывела меня в трансепт. Я достигла нефа и замерла. В центре прохода, недалеко от ступеней святилища, в ворохе малинового бархата лежал ризничий. Его глаза все еще были открыты, на восковом лице застыло выражение удивления. А за алтарем, почти полностью совпадая с моим видением в конюшне, стоял Леандр: его одеяния поглотила темнота, в руках была шкатулка. Плита алтаря была сдвинута на несколько сантиметров в сторону, обнажая углубление, в котором покоился Восставший.

Я вытащила кинжал.

– Положи ее.

– Боюсь, я не могу этого сделать, – ответил священник. Он не выглядел удивленным, увидев меня; в его голосе вообще не было никаких эмоций. – Я приложил некоторые усилия, чтобы оставить процессию незамеченным, и это, возможно, мой единственный шанс. Ты понимаешь, как редко собор бывает пуст? Жаль, что так получилось с ризничим, хотя на самом деле он мне никогда не нравился.

– Положи ее, – повторила я и сделала шаг на ступени, переступив через тело.

– Ты собираешься сражаться со мной? – спросил он, отдаляясь.

– Не надо, – резко вмешался Восставший. – Саратиэль все еще заключен в пепле, но его сил почти хватает, чтобы вырваться. Если начнется борьба – если шкатулка упадет…

– Если ты это сделаешь, ты победишь, – признал Леандр.

Подойдя ближе, я поняла, что ошибалась насчет отсутствия у него эмоций. Его руки крепко держали шкатулку, но теперь я видела напряжение в его глазах, ярких на фоне посеревшего лица. Он изо всех сил старался скрыть это, но ему было страшно.

Я поднялась на последнюю ступеньку и встала к нему лицом. Нас разделял алтарь. Он сразу же сделал шаг назад, прижавшись к надалтарному обрамлению. Я пристально смотрела на него, пытаясь сообразить, как забрать шкатулку.

– Говори с ним, – настойчиво призвал Восставший.

Я перевела взгляд на лицо Леандра и заметила дрожь, которую он не сумел скрыть.

– Почему ты солгал о том, что произошло в склепе? – спросила я.

Клирик сглотнул, что было заметно лишь по слабому движению его воротника.

– Ответ на этот вопрос сложен. – Он колебался. – Самой практичной причиной, возможно, было то, что я не желал смерти ни одному священнослужителю, который попытается задержать тебя.

– Это не я убиваю людей.

– Что? – Мгновение священник выглядел сбитым с толку. Затем его лицо застыло. – Верь в то, что тебе нравится, но я никогда не использовал свою реликвию, чтобы забрать жизнь.

– Я говорю о Старой Магии, – пояснила я. – Или убийство считается, только если ты совершаешь его своими руками?

– Ты думала… – Он прервался, словно был не в силах закончить. Он посмотрел на ризничего, потом снова на меня. И начал снова, медленно и с очень странным выражением на лице: – Ты думала, что я занимаюсь Старой Магией?

Я уже знала, что он был искусным лжецом или, по крайней мере, хорошо умел скрывать правду. Я ни на секунду не поверила его игре. Но Восставший громко зашипел, словно бы произнося ругательство.

– Монашка, спроси его, впервые ли он касается шкатулки?

Я повторила вопрос вслух, и Леандр бросил на меня тот же испытующий, собирающий все воедино взгляд, что и на Божественную ранее.