Неопалимая - Маргарет Роджерсон

Как клирик, он был вправе выбрать себе любое жилье. Его бы не заставили занять эту комнату. По какой-то причине он жил здесь по своей воле.

Выбитая из колеи этой мыслью, я прощупала его рясы, которые выглядели до странности одиноко в большом пустом шкафу. Я ничего не нашла, но один раз случайно зацепилась пальцем за прореху в ткани, расположение которой совпадало с раной, полученной им от одной из ловушек в священных покоях. Судя по ее размерам, он был ранен довольно сильно. После этого я проверила ящик шкафа, где хранились белье, нижние рубашки, чулки и пара черных кожаных перчаток. Безрезультатно. По совету Восставшего я прощупала и дно ящика. По-прежнему ничего.

Мы искали под матрасом, письменным столом и за иконой святой Феодосии. Мы обшарили пол в поисках расшатанных половиц.

Я уже начала задумываться, сохранил ли он вообще страницу, а не выбросил ли ее в колодец или сжег после прочтения, – когда что-то носком ботинка, и вещица скользнула под кровать.

Это оказался самый обычный, хоть и довольно тонкий, молитвенник. Я перевернула его страницами вниз, взявшись за обложку, и потрясла, но ничего не выпало. Пролистывание ничего не дало. Листы были испещрены колонками общеизвестных молитв, а поля были заполнены заметками, выполненными четким, угловатым почерком, который, как я предполагала, принадлежал Леандру. Единственная надпись вне заметок была напутствием на форзаце обложки: «Учись усердно. До скорой встречи. – Г.». Разочарованная, я села на кровать.

Но Восставший оказался заинтересован.

– Взгляни еще раз на эти записи, – настоял он. – Те, что ближе к концу.

Ну конечно. В монастыре, передавая друг другу сообщения во время уроков, послушницы делали записи в молитвенниках и обменивались ими, пока сестры не смотрели. Когда я стала пролистывать страницы, мой взгляд зацепился за одну из фраз.

Леандр написал: «А. из Н. – не одержима? Обманута Р.? Чего он хочет? Выжидает? Массовых убийств пока не было».

– Не из-за отсутствия энтузиазма, – прокомментировал Восставший, и в тот же миг я поняла, что буква «Р» означает «Ратанаэль».

Учитывая статус Леандра, не говоря уже об исследованиях, которыми он занимался, неудивительно, что он знал имена Восставших и то, кто из них был привязан к реликвии святой Евгении. Тем не менее эта мысль обеспокоила меня.

Следующие несколько строк были заштрихованы слишком тщательно, чтобы их можно было разобрать; Восставший раздраженно фыркнул. Далее шли записи, сделанные нетвердым почерком, со множественными кляксами: «A. не обманута – добровольный союзник?». Подчеркнуто: «Контролируется?».

На этом заметки заканчивались. Внизу страницы виднелся кровавый отпечаток большого пальца. Должно быть, эти последние записи он набросал сегодня, после нашей встречи в катакомбах. Я сидела, глядя на отпечаток, и представляла, как Леандр, спотыкаясь, входит в комнату, царапает эти слова, и книга выпадает из его пальцев на пол. Не зная, что заставило меня это сделать, я откинула аккуратно застеленное покрывало с кровати.

Постельное белье было запятнано кровью. Когда я сражалась с Леандром, он уже был ранен, возможно, серьезно. Он не мог пойти к лекарю, не привлекая внимания, поэтому, должно быть, врачевал рану сам, в одиночку. Скрывал ее под безупречными рясами, под тщательно заправленной постелью. Скрыл это ото всех, кроме меня.

Его голос эхом отозвался в моем разуме: «Ты знаешь об алтаре». В голове кружили мрачные мысли. Я больше не могла от них отмахиваться.

– Хочу кое-что узнать, – сказала я. – Как святая Агнес умерла, пытаясь связать Саратиэля, если вместо этого алтарь уничтожил ее?

– Алтарь был частью ритуала связывания, – рассеянно ответил Восставший. Его внимание все еще блуждало туда-сюда над вычеркнутой частью записей Леандра. – Или, по крайней мере, так было задумано. Тот, кто его создал, не смог правильно начертать руны, что привело к катастрофическим последствиям.

Я снова подумала о выжженных следах на алтаре, о почерневшей от огня реликвии святой Евгении. Одеяния священнослужителей, посыпанные пеплом. Вспомнила, как Восставший говорил в подземном хранилище монастыря – тщательно подбирая слова и оставляя недосказанным слишком многое.

И подумала о священных символах, являющихся святым в виде фигур, начертанных божественным огнем.

Мой голос прозвучал глухо, когда я задала следующий вопрос.

– Почему она пыталась связать духа с помощью Старой Магии?

Наступила тишина, Восставший слишком поздно понял, что он раскрыл. Через мгновение дух решился.

– Монашка, что тебе нужно понять о Старой Магии, так это то, что она не является злом по своей сути. Это лишь источник энергии. Кузница может быть использована для создания меча или одной из тех вещей, которые люди используют, чтобы копаться в грязи…

– Плуга, – подсказала я.

– Да, чем бы это ни было. Я хочу сказать…

– Святые пользовались Старой Магией. Они это делали, так?

Я почувствовала, как Восставший обдумывает и отбрасывает несколько сложных ответов. Затем дух просто произнес:

– Да. Если тебя это утешит, в противном случае твой род был бы уничтожен. А Старую Магию тогда еще не объявили ересью, хотя она стремительно выходила из моды.

Я сидела, уставившись на пятна крови.

– Это было неправильно.

– Что?

– Помещать духов в реликвии. Это было неправильно. Кто бы ни подал эту идею – он ошибся.

– Старая Магия…

– Мне плевать на магию. Вовсе не это сделало ее неправильной. Уничтожение духов – это было необходимо. Но заключать их в реликвии – совсем другое. Это жестоко. Я не знала этого раньше, но знаю теперь.

Восставший надолго притих.

– Ты бы умерла, – произнес он наконец. – Все вы.

Там, где должны были находиться мои эмоции, в груди находился твердый черный комок, тлеющий, словно уголь.

– Может быть, нам стоило.

Я ощутила, как он переваривает мой ответ.

– Проверь переплет книги, – предложил он.

Я заподозрила, что он просто хотел меня отвлечь, но все равно проверила. Проведя пальцами по переплету, поняла, что не удивлена, а лишь мрачно разочарована. Если кто-нибудь сумел бы связать духа одной лишь силой воли и милостью Госпожи, то я сделала бы это и с Пепельным. Я бы сожгла всю себя, а не только руки, чтобы избавиться от него. Я вспомнила улыбающееся лицо Евгении – «это на нее совсем не похоже», – вспомнила продавцов, торгующих моей кровью, волосами и одеждой, и задалась вопросом, кем она была на самом деле, считала ли она себя святой или просто девушкой, была ли она рада принести себя в жертву только лишь для того, чтобы люди отняли у нее единственное, что она могла контролировать. Я думала спросить Восставшего. Возможно, после того как все закончится, так и сделаю.