Большой облом - Владимир Хачатуров

– Ничего себе проверочка, – усмехнулся моложавый. – Я тут случайно в финансовый отдел заглянул, так начальник прямо кипит: за два дня из СИЗО куча счетов. Одна только таверна «Квиндичина» прислала счетец на триста восемьдесят семь долларов, не считая налога и чаевых…

– Аркадий Иванович, – поспешила сменить тему отважная Настенька, – я так и не поняла: исключить Пшибышевского из окончательной редакции или оставить?

– А как без него звучать будет?

– Сексуально неудовлетворенные люди – это бич общественного благополучия, постоянный источник социальной напряженности. Наша задача – не только сексуально просветить, но и сексуально удовлетворить каждого половозрелого сексуальноактивного южноморца, достигшего совершеннолетия, – смущаясь, запинаясь и спотыкаясь пролепетала стенографистка.

– Господа! – вскричал мэр, осененный внезапным наитием свыше. – А не обратиться ли мне в этом месте к маньяку? Прямо так, напрямую? А?

– Точно! – моментально врубился в существо гениальной идеи Андрюша. – Послушайте, шеф, может быть вот так. Пользуясь случаем, хочу лично обратиться к тому несчастному, который под видом маньяка безжалостно нападает на одиноких беззащитных женщин, стремясь… стремясь…

– …удовлетворить деструктивные аппетиты своего ненасытного мортидо, – пришел на помощь один консультант другому.

– Уважаемый маньяк, не надо путать половой активизм с половым разбоем…

– Здорово у нас получилось, ребята! – не удержался от похвал Аркадий Иванович. Андрюша скромно потупил очи, однако Генриха Венцеславовича оказанные почести с толку не сбили.

– Но Аркадий Иванович, это же не соответствует науке. А значит – действительности! Отнюдь не всякого сексуального маньяка можно отнести к половым разбойникам…

– Нашего – можно, – убежденно тряхнул головой мэр и, обернувшись к стенографистке, потребовал: – Дальше, Настенька.

– Недаром ведущие ученые современности путем кропотливых исследований и бесстрашных экспериментов пришли к выводу, что только добровольные, а не вынужденные поцелуи делают зубы белее, мысли светлее, а половые контакты интеллектуально насыщеннее и душеполезнее!

– Постойте! Погодите! Остановитесь! – вдруг встревожился профессор не на шутку. Грива его разметалась, очки сползли на самый кончик носа, галстук окончательно съехал на сторону. Настенька испуганно пискнула и умолкла.

– Ну что там у вас еще, Генрих Венцеславович? – недовольно поморщился мэр, очищая от чешуи свежую сигару. – Опять с неофрейдизмом не согласуется?

– Хуже, Аркадий Иванович, значительно хуже! Не согласуется с уголовно-процессуальным кодексом!

Присутствующие переглянулись. Мэр с Андрюшей, Андрюша с Настенькой, Настенька с профессором, профессор с мэром. Круг замкнулся. Будь что будет!

– Каким образом, профессор? – подал голос Андрюша.

– Самым обыкновенным. Мэр обращается к маньяку, который где-то там бегает на свободе, а по сведениям полиции, он сидит у них в цугундере.

Наступила неловкая пауза. Иначе сказать: конфузливое безмолвие. Никто не желал выглядеть глупее, чем был на самом деле, поэтому все свои проницательные догадки хранили при себе: чур, не я первый, ибо кто его знает, о том ли я догадался? Профессор, почувствовав себя на семинаре среди отстающих студентов, повел себя соответствующе.

– Андрей Владимирович, – обратился он к своему собрату по консультантской повинности, – разве с этого героя сняты обвинения? Я уж не говорю о подозрениях…

Андрей Владимирович, видимо, ожидавший чего-то подобного, ответил незамедлительно, руководствуясь, должно быть, старинным студенческим правилом, предписывающим ошеломлять профессуру постоянной готовностью к отпору.

– А разве ему были предъявлены обвинения?

– Подождите, господа, – не справился со своим недоумением мэр. – Вы это об Игоре Сурове? Так ведь и ежу понятно, что он ни при чем.

– Ежу, может быть, и понятно, но не начальнику полиции. Иначе, с какой стати он его до сих пор под стражей содержит? – привел свои резоны Генрих Венцеславович.

– Ах, это! – облегченно улыбнулся мэр. – Между нами говоря, по моей конфиденциальной просьбе. Мне пришла блестящая идея: вручить этому герою медаль почетного гражданина Южноморска. Вот я и попросил Юрия Антоновича подержать его малость, чтобы проверить, так сказать, на вшивость. Все же такая честь, господа… Между прочим, личным биографом ради этого пожертвовал! А как бы Майкл нам сейчас пригодился, – не мне вам объяснять, господа…

Сдержанная реакция господ без слов дала понять, что о какой бы то ни было пригодности упомянутого Майкла мэру лучше не заикаться.

В дверь постучали и, дождавшись приглашения, вошли. Двое. В одинаковых одеждах, с одинаковыми лицами, одинаково сонными глазами. Сразу видать: секьюрити, охранники вельможного тела. Передвигаются по жизни исключительно попарно: один охраняет фронт, другой – тыл. Легче Господа застать врасплох, чем этих истренированных парней.

– Лозунги оппозиции, босс, – доложились агенты.

– Окончательные или предварительные? – пожелал уточнить Аркадий Иванович. Агенты бдительно переглянулись.

– Не можем знать!

– Действительно, – пробормотал мэр, – откуда вам знать…

– Зачитать, босс?

– Зачитывайте.

– Зачитываем. «Америку к Кибелиной матери!», «НАТО – это Гестапо сегодня! Гестапо – это НАТО вчера!»

– А про завтра там ничего не сказано? – осведомился Андрей Владимирович.

– Никак нет! Про завтра молчат. Продолжаем зачитывать. «Англия и Америка – мусульманские подтирки!»

– Э-э, позвольте, позвольте, – вмешался профессор, – но мусульмане не подтираются…

– Да? – удивился мэр. – А что же они делают? Так и ходят с обкаканными задницами?

– Fi donc![53] – пискнула шокированная стенографистка.

– Зачем же с обкаканными, – обиделся профессор, хотя, будучи правоверным атеистом, мог бы и воздержаться от обид. – Они подмываются. Кстати, весьма гигиеничный обычай.

– Вы уверены, Генрих Венцеславович?

– Аркадий Иванович, ну вы впрямь как Рябько, – еще больше помрачнел профессор.

– А что Рябько? – не понял мэр.

– Тоже чуть что, так допытывается: ар ю шуэ да ар ю шуэ. Разумеется, уверен!

– Но вы ведь не мусульманин, кажется?

– Нет, Бог миловал…

– Так ведь Бога нет, Генрих Венцеславович, – не удержался от ехидцы Андрюша.

– Потому и миловал, что нет. Был бы – не помиловал! – сверкнул очками ученый муж.

– Может, Абдуллаеву звякнуть? – размыслил вслух мэр. – Уж он-то наверняка знает как мусульмане со своими задницами обращаются… А с другой стороны, неудобно как-то по телефону об этом спрашивать. Добро бы еще доктором был, а то – мэр. Получается как бы официальный запрос без сохранения врачебной тайны…