Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

от роду, и Маргариту, четырнадцати меся­цев и пяти дней от роду.

Филипп II, унаследовавший престол Карла V, прика­зал, чтобы для Карла Смелого было воздвигнуто надгро­бие, подобное тому, под которым уже покоилось тело Марии Бургундской. В одном из счетов, датируемым 1568 годом, указано, что расходы на изготовление этого надгробия составили двадцать четыре тысячи пятьсот девяносто пять флоринов.

Именно там отец и дочь еще и сегодня покоятся бок о бок, в третьей часовне справа от входа. Карл лежит в боевых латах, с монаршьей короной на голове и орденом Золотого Руна на груди; у ног его — лев, по правую руку от него — шлем, по левую — латные рукавицы; тут же начертан девиз:

«Я дерзнул, и будь что будет!»

Эта гробница, одна из самых великолепных на свете, целиком сделана из меди, и одна лишь ее позолота обо­шлась в двадцать четыре тысячи брабантских крон; укра­шения на ней выполнены из серебра и эмали, а на всех ее четырех сторонах изображены гербы европейских династий, с которыми был породнен герцог.

На гробнице начертана следующая надпись (подобно тому, как позолотили гробницу, явно понадобилось покрыть позолотой и покойного):

                                         «ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ

 высокородный, могущественный и великодушный

 государь Карл, герцог Бургундии, Лотарингии, Брабанта,

 Лимбурга, Люксембурга и Гельдерна,

 граф Фландрии, Артуа и Бургундии,

 пфальцграф Эно, Голландии, Зеландии, Намюра

 и Зютфена, маркиз Священной Римской империи,

 владетель Фрисландии, Салена и Мехелена,

 который, будучи щедро наделен силой,

 стойкостью и величием души,

 долгие годы преуспевал в высоких начинаниях

 и битвах, одержал победы

 как при Монлери, в Нормандии, в Артуа, в Льеже,

 так и в других местах,

 пока фортуна не отвернулась от него

 и не отняла у него жизнь в Ночь царей-волхвов

 в 1477 году близ Нанси.

Тело его, погребенное в упомянутом Нанси,

 высокородный, могущественный и победоносный

 государь КАРЛ,

 император римлян, пятый по счету из тех, кто носил

 это имя,

 его внучатый племянник и наследник его имени, побед и

 владений,

 позднее перенес в Брюгге,

 где король ФИЛИПП Кастильский, Леонский, Арагонский

 и Наваррский,

 сын вышеназванного императора Карла,

 повелел положить его в сей гробнице,

 подле его дочери и единственной наследницы

 МАРИИ, жены и супруги высокородного и могущественного

 государя МАКСИМИЛИАНА, эрцгерцога Австрийского,

 а затем короля и императора римлян.

 Помолимся Господу за упокой его души.

                   Аминь».

Если вы будете проезжать через Нанси и история Карла Смелого придет вам на память, попросите, чтобы вам показали лежащую у порога одного из домов боль­шую плиту черного мрамора. Это место, где было выстав­лено тело герцога Карла, прежде чем его внесли в дом Жоржа Марке.

Плита эта, судя по ее размерам, вполне могла бы послужить Карлу Великому, но послужила она всего лишь Карлу Грозному.

Здесь нам следовало бы прекратить наше повествова­ние, однако, на наш взгляд, оно будет неполным, если мы не увидим, как, в свой черед, умирал король Людо­вик, который почувствовал столь великую радость, узнав о печальном конце герцога Бургундского, что дал обет установить серебряную решетку вокруг раки святого Мартина Турского!

ЭПИЛОГ. ХИТРЫЙ ЛИС НЕ ИЗМЕНЯЕТ СЕБЕ ДО САМОЙ СМЕРТИ

В тот самый час, когда происходила битва при Нанси, Анджело Катто, медик-астролог, покинувший герцога Бургундского и перешедший на сторону короля Фран­ции, служил обедню — ибо он был священником и позд­нее стал архиепископом Вьеннским — так вот, в присут­ствии своего нового господина он служил обедню в церкви святого Мартина Турского.

— Государь, — внезапно воскликнул он, — consummatum est![25] Ваш враг мертв!

Точно так же за тысячу пятьсот лет до этого некий авгур произнес в присутствии Тита Ливия: «В этот час Помпей разбит при Фарсале и Цезарь стал победите­лем».

Только через день Людовик XI получил достоверные новости, но в них было лишь известие о поражении Карла Смелого, и только спустя еще два дня королю стало известно о смерти герцога.

Какое-то время он пребывал в оцепенении, ошелом­ленный случившимся.

Что ему следовало предпринять? Прежде всего, эта смерть открывала для Франции возможность вернуть себе те провинции, какие были отторгнуты от нее в пользу Бургундской династии, ветви французского коро­левского дома, принесшей ему больше вреда, чем Ген­рих V, Генрих VI и все Эдуарды, вместе взятые!

Первое, о чем подумал Людовик XI, могло бы прийти в голову обычному человеку, такому, как Эдуард IV или Фридрих III: женить дофина на наследнице престола Бургундии, невзирая на разницу в возрасте (дофину было восемь лет, а Марии двадцать), и, благодаря этому браку, вступить одной ногой в Германию и осуществить давнюю мечту Франции — проложить ее границу по Рейну.

Однако, по всей вероятности, это означало бы войну с Англией и войну с империей.

Людовик XI терпеть не мог войну, и у него не было желания разжигать ее вновь.

Нет, ему следовало попытаться сделать иное, а именно, вернуть, не обнажая меча, если это будет возможно, Артуа и Бургундию, города на Сомме и в Пикардии.

Задача была трудной, почти безумной, но для такого человека, как Людовик XI, в ней не было ничего невоз­можного.

В его глазах это было прежде всего денежное дело; при помощи денег будет обеспечено невмешательство Эду­арда: он засыплет его деньгами.

Кроме того, во всем этом