Красавица и чудовище - Оливия Дрейк

Майлз поставил девушку на пол рядом с большой кроватью под балдахином, и они принялись целоваться и ласкать друг друга, избавляясь от слоев одежды. Потом он уложил ее на прохладные простыни, но когда Белла потянулась к нему, он приказал:

– Нет! Ты позволишь мне сначала доставить удовольствие тебе.

Она сразу подчинилась его команде. Было просто невозможно устоять перед наслаждением. А Майлз начал гладить все ее тело, грудь, бедра, спустился к ее ногам, чтобы поцеловать изящные татуировки, окружавшие ее лодыжки. Он снова и снова ласкал ее повсюду – от изгиба локтя до ложбинки на груди и треугольника волос между бедер. А потом Майлз чуть раздвинул ее ноги, ее лона коснулась сначала его рука, затем язык, и Белла задрожала от желания, мгновенно вырвавшегося из-под контроля.

Когда ее охватил экстаз, Майлз опустился на нее, и она ощутила, как ее наполняет его плоть. Белла инстинктивно приподняла бедра, чтобы принять его глубоко и полностью, потому что соединение с Майлзом казалось ей самым правильным из того, что происходило в ее жизни.

Через несколько мгновений они снова вместе достигли пика.

Тяжело дыша и глядя в ее сонные глаза с выражением нескрываемого обожания на лице – таким нежным, что Белла опять испугалась, что все это происходит во сне, Майлз произнес:

– Белла, ты моя… Навсегда…

Она легко провела кончиками пальцев по знакомым контурам его лица.

– Моя драгоценная, драгоценная любовь, – отозвалась Белла.

А потом она лишилась дара речи, потому что Майлз снова начал входить в нее. Она схватилась за его спину, чтобы двигаться с ним в одном ритме, и этот ритм с каждым мгновением становился все быстрее и быстрее. Пляска любви продолжалась до тех пор, пока внутри нее не взорвался фейерверк. Волны блаженства распространялись от эпицентра по всему телу, заполняя каждую ее клеточку, а стоны Майлза сменились резким криком, когда он тоже достиг пика наслаждения.

После этого они лежали в потном клубке, и это казалось обоим раем. Белла испытывала блаженство, ощущая на себе его тяжесть, и когда он шевельнулся, чтобы снять с нее свой вес, она что-то протестующе забормотала. Из его груди вырвался смешок, он прижал ее к своему телу и уткнулся подбородком в ее голову, целуя ее взъерошенные волосы.

Они перешептывались и говорили о какой-то ерунде. По молчаливому согласию они не стали обсуждать тайну пропавшего куска карты, потому что Белла еще не была готова позволить внешнему миру вторгнуться в их идиллию. Майлз поведал ей подробности своего визита к леди Милфорд и признался, что упрямо говорил этой женщине о своей незаинтересованности в браке. Потом он пошутил, что придется ему теперь позволить ей позлорадствовать.

– Леди Милфорд опрометчиво заявила, что надеется на то, что я полюблю тебя. Я недвусмысленно возразил ей. – Он криво улыбнулся. – И все же ее слова заставили меня понять правду: я осознал, что действительно тебя люблю. И сама мысль о том, что из-за меня ты могла уехать, наполнила меня ужасом.

Положив голову Эйлуину на плечо, Белла поглаживала его грудь.

– Меня это поразило, ведь ты всю жизнь был против брака.

– Как только я понял, что люблю тебя, путь назад перестал существовать. Я должен сделать тебя своей с помощью брачных клятв. – Он приподнял ее подбородок. – Чем скорее, тем лучше. Я начну приготовления завтра же.

Ее наполнили любовь и восторг вместе с ощущением правильности. Они уже принадлежат друг другу.

– О, Майлз, я действительно хочу стать твоей женой. Так хочу!

Она чувствовала, что полностью растворилась в нем, и они снова занимались любовью, медленно и нежно, упиваясь ласками, пока оба не насытились и не задремали. Майлз заснул в ее объятиях, и она наслаждалась близостью его тела, прижимавшегося к ней. Он казался моложе и спокойнее с закрытыми глазами и веером темных волос, рассыпавшихся по его щеке. У него было одинокое детство с суровым отцом и больной матерью, и Белла истово поклялась, что он будет чувствовать себя любимым до конца их жизни.

Ей пришло в голову, что она приехала сюда, в Эйлуин-Хаус, в поисках пропавшей карты, которая приведет ее к богатствам. Вместо этого она нашла Майлза. Он и был настоящим сокровищем, куда дороже тех, что хранились в какой-нибудь гробнице, полной золота и бриллиантов.

И все же холодный шепот реальности вторгся в ее блаженство. Кто-то искал карту. А в пылу страсти они с Майлзом оставили кусок папируса на виду в кабинете.

Выходя на цыпочках из герцогской спальни, Белла остановилась на пороге, чтобы оглянуться на Майлза. Глубокая, всеобъемлющая любовь наполняла ее сердце. Крепко заснув в своей большой кровати, он лежал на боку, до тонкой талии укрывшись одеялом. Когда она встала, он слегка пошевелился, но не проснулся. Белла тихо оделась, борясь с искушением остаться.

Она не посмела уснуть в спальне Майлза, чтобы не быть обнаруженной утром горничной, которая придет разжечь огонь в камине, или Хасани, проскользнувшим в комнату, чтобы разбудить хозяина. Такое обстоятельство вызвало бы пересуды среди прислуги, и сплетни могли распространиться по другим домам. Если ее репутация окажется запятнанной, это плохо отразится не только на Майлзе, но и на ее брате и сестре.

Да, уйти сейчас было разумно. Но это не значит, что это должно ей нравиться.

Белла решительно развернулась и вышла из комнаты. Глухой стук ее шагов звучал зловеще в полутьме мраморного коридора. Прежде чем лечь спать в собственную постель, она должна спрятать папирус и на всякий случай запереть отцовские бумаги в кладовой.

Был ли Уильям Банбери-Дэвис преступником? Мог ли он убить отца Майлза ради того, чтобы добыть карту? При мысли об этом Белла поежилась. Если это так, то почему он не украл половину карты, принадлежавшую Майлзу? В конце концов, после бегства ее отца из Египта Банбери-Дэвис стал опекуном Майлза, и у него было много подходящих случаев завладеть картой.

Мог ли этот человек не понимать, что карта была разорвана на две части? Быть может, все это время он считал, что отец Беллы бежал с целой картой?

Эта теория имела свои преимущества, и ей придется утром рассказать о ней Майлзу. Он сам решит, какие действия нужно предпринять, потому что у него были полномочия проследить, чтобы Банбери-Дэвис был арестован за убийство.

Войдя в кабинет, Белла увидела, что все там в точности так, как они оставили: фрагмент папируса лежал на столе из красного дерева, свечи в подсвечнике по-прежнему горели. Звон створчатых часов испугал ее, и она подняла голову, чтобы посмотреть, который час.

Странно, но была только полночь. У нее было такое чувство, будто она прожила целую жизнь всего за несколько коротких часов. Неудержимая улыбка изогнула ее губы. Обстоятельства ее жизни изменились так, как она и не мечтала. Совсем недавно, днем, она чувствовала себя несчастной и страдала от несправедливых упреков Майлза. И собиралась наутро уехать из Эйлуин-Хауса.