Роман без героя - Александр Дмитриевич Балашов

Но этой записи акта гражданского состояния должна была предшествовать другая, о которой он даже боялся заикнуться Надежде. Для того чтобы усыновить Павлика, он должен был сначала… жениться на Наде.

Фока Лукич считал себя «ветхозаветным» для такого ответственного шага. Но неразрешимый для него вопрос вдруг счастливо разрешился сам собой. Точнее, по инициативе спасенной им Надежды.

Через месяц она довольно путано объяснила свою мысль:

– Надо бы мальчику метрику выправлять… А у меня в Ростове, на вокзале, все документы украли… Ни паспорта, ни свидетельства о рождении, ни продовольственных карточек… Всё вместе с фанерным чемоданом утащили супостаты… Так я вот о чем, Фока Лукич, подумала… Вы Павлика принимали. То есть, вы его и есть крестный папа. А смиловались бы еще раз, согласились бы усыновить, чтобы бы сельсовет метрику выдал, то и стал бы мальчик иметь свидетельство о рождении.

– Но, дорогая Наденька, – поправил очки на носу Фока Лукич, – для этого мы должны с вами в том же сельсовете расписаться. Так сказать, вступить в законный брак, получив на руки государственное свидетельство. Остальное, так и быть, я беру на себя. Не последний все же доктор человек в Красной Слободе…

Она зарделась не то от стыда за свою дерзость, не то от радости.

– Ой, миленький! Ой Лукич ты наш дорогой!.. Та я согласная! Как же по-другому, а? Душа в душу будем жить! А какая я заботливая, борщ украинский, на сале, умею готовить…

– Борщ? – выгнул седеющую бровь Лукич. – Так это коренным образом меняет все дело, Надюша! Только один уговор.

– Какой? – испугалась женщина.

– Борщ, но без сала! Борщ – отдельно. Сало, если Бог пошлет, – отдельно.

– Да и кроме борщ, кроме борща… -подбирала слова Надя, – я самой верной жинкой вам буду. Только любите Пашу…

– Так у меня другого выбора нет, дорогая, – засмеялся Лукич. – Больше, выходит, любить-то мне на этом свете некого.

***

В тот дождливый вечер Фока Лукич думал о своей неожиданной женитьбе, но ничего в свой пухлый дневник не записывал – осень бушевала во всю, а вдохновения не было. Ни пушкинского, ни даже альтшуллерского…

Он уже собирался домой, думая, где взять хотя бы литр молока для сильно захворавшей матери Павлушки, когда во входную дверь бывшей земской больнички громко постучали.

«Кого-то принесла нелегкая на ночь глядя… – вглядываясь в фигуру человека и урчавшую под окном машину с погашенными фарами, подумал доктор. – Иду, иду!.. Минуточку!».

На больничном крыльце стоял Григорий Петрович. С его фетровой шляпы, которая уныло склонила мягкие поля, ручьем лилась вода. Было видно, что он уже давно стоит под дверями больницы, не решаясь войти.

– Доктор, – с порога жалобно простонал Григорий Петрович. – Я больше не могу, доктор… Сил моих нет. Сделайте же что-нибудь!

Главврач пригласил больного в кабинет и после честного разговора решился-таки на шоковую психотерапию.

– Есть, есть один рецепт, которым излечивал подобных больных еще старец Амвросий…

– Кажется, слыхал про такого…

– Он давно жил на земле, но его рецепт, почерпанный в древнекитайских книгах по медицине, работает безотказно…

– Так дайте мне этот рецепт! Я больше не могу видеть этих призраков, слышать запах бензина и вой черного пса… Я поеду в облздав, но это китайское лекарство добуду! Любой ценой.

Фока Лукич успокоил больного:

– Никаких больших средств, как раз, и не требуется. Нужно другое…

– Что? Я на всё согласен.

– Чтобы раз и навсегда прекратились ваши пароксизмы, нужны три вещи: полнолуние, стакан теплой собачьей крови и торжественное погребение пса.

– Что-о?

Фока Лукич повторил.

– Что значит – торжественное? Собак просто закапывают.

– Ну, это необходимое условие – похоронить черного пса с почестями. Венки от сослуживцев, родственников, благодарных земляков… Духовой оркестр, цветы и поминки… Для вас, Григорий Петрович, думаю, ничего сложного.

Доктор поправил опять съехавшие на бок очки в подломанной оправе, пытливо глядя на ночного посетителя. «Рецепт от старца Амвросия» был придуман спонтанно, на ходу. Теперь он начал сомневаться: поверит ли в него пациент? Если да, то успех, чувствовал он, обеспечен.

– Ну, как?

Григорий Петрович помолчал.

– А где же взять стакан… собачьей крови? Да еще – тёплой? Её ж в аптеках не продают, – сказал с гримасой отвращения на лице Карагодин.

– И лучше всего крови от черной собаки… Свежей, от только что убитого пса… Так лечил от падучей старец Амросий. Стопроцентное попадание в цель! Я понимаю, есть издержки, неприятные моменты этого метода, но цель, согласитесь, Григорий Петрович, оправдывает средства.

Он вздохнул, думая о чем-то своём. Потом встал. Слегка поклонился доктору. И, не подав руки, выбежал на дождь.

Глава 41

ПОДРУКАВНЫЙ ХЛЕБ75 – ЕДА НЕ ДЛЯ РЕКСОВ

Литературное творчество Иосифа

В тот год отменили карточную систему. Великое событие это прошло без торжественных заседаний и речей, но оно вселило в слободчан их вечную надежду, что жизнь действительно станет лучше и веселей. Председателю же сельпо Вениамину Павловичу свободная торговля ничего, кроме головной боли, не принесла.

Хлеба теперь в сельпо отпускали до пяти буханок «в одни руки». За деньги. Но денег у населения было что кот наплакал… Да и хлеб слободская пекарня пекла из муки второго сорта, который прозвали «подрукавным».

За ужином Григорий Петрович сказал Ольге:

– Мякина не пропеченная, а не хлеб! Из фуража они там, что ли, муку мелят?

Партизанская кухня сильно подорвала пищеварение секретаря райкома. Любая кислая пища давала по ночам о себе знать нестерпимой изжогой. Даже райкомовский паёк, такой же незыблемый в этой жизни, как зековская пайка, не спасал от напастей больного желудка.

– Сода у нас есть? – хмуро спросил Григорий.

– Должна быть… – равнодушно ответила Ольга, убирая со стола остатки ужина. – В буфете посмотри, Гриша.

– «В буфете»!.. – передразнил жену Карагодин. – Сколько раз тебе говорить: пусть стоит на столе, в баночке.

– Не ори, Сёпку разбудишь…

– Я не ору, а говорю. У меня голос такой.

Он, хлопнув дверью, вышел на крыльцо, накинув на плечи полушубок. Полез в карман за папиросами, но курить раздумал. Большая черная собака, которую ему отловили коммунальщики «по спецзаказу» аж где-то за старым шляхом, напряженно замерла у своей будки. Пес поднял слюнявую морду к небу. Рекс (так он назвал своего будущего исцелителя), никак не хотел признавать в нем своего хозяина. Дикая звериная вольница не выветривалась из огромной башки пса ни сахарными косточками, остатками жирных щей, ни другими щедрыми подачками.

Собака чего-то нервно ждала, подрагивая плотным шерстяным телом.

– Рекс! – позвал Григорий.

Пес как бы нехотя повернул к нему голову, оскалил морду и зарычал.