Роман без героя - Александр Дмитриевич Балашов

– Еще смету не составил, а уже увеличиваешь…

– Сколько бы Лукич не дал, знаю, что мало будет. Для такого покойника… извините, человека, как вы – и миллиона не хватит.

– Ну ты, парень, загнул… Всё учтем. Похороны будут по высшему разраду.

– Вот это я люблю, – сказал Коля.

– Что любишь?

– По высшему… Когда начальство не скупится. Даже на похороны собаки.

– Хватит болтать! Пойдешь сейчас к Лукичу. И на словах передашь, что я готов к снятию швов.

– А деньги? – не унимался Разуваев.

– Он тебе на организационную часть даст. Не хватит – добавит.

– Конечно, не хватит. По высшему разраду мы, наверное, только вашего батюшку и хоронили за последние пятьдесят лет.

– Кстати, ты же не знаешь, куда гроб закапывать. Даже не спросил…

– Знаю.

– Куда?

– На пустырь. Где же еще собак хоронят?

– Дурак, вот дурка… В гробе-то все будут думать, что – я. Понимаешь ты, деревня стоеросовая! Я! Григорий Петрович Карагодин. Герой-партизан. И похороните меня на площади. Рядом с моим отцом, Петром Ефимовичем. И потом памятник соорудите.

– Пирамидку? – тихо спросил Коля.

– Из бронзы! На века!

– Деньги… – начал было свое Разуваев.

– На народные деньги поставите! Понял?

– Это уж, простите, Григорий Петрович, не от меня зависит. Это от народа зависит. Его деньги, пусть и ставит, коль приспичит, как говорится.

Григорий Петрович, устав от трудного разговора со своим верным адъютантом, откинулся на подушку, застогнал.

Разуваев не сдержался, заплакал, запричитал по-бабьи:

– Вы только не волнуйтесь… Все хорошо будет. Если на бронзу не хватит, из мрамора вырубим. Тоже, говорят, долго стоят…

Карагодин обиженно буркнул в подмокшие бинты:

– Ваше дело… Время покажет. Да, не вздумай меня обмануть. Я, ты меня знаешь, обязательно проконтролирую торжественное погребение.

– Придете на свои же похороны?

– Приеду, – сказал Карагодин. – Лукича за руль посажу. А сам с заднего сиденья проконтролирую. Доверяй, но проверяй. Да, ты зайди к директору школы Шумилову. Попроси у него новогоднюю маску Трезора.

– Какого Трезора?

– Собаки из детской сказки. У него, знаю, есть. Картонная, простенькая. Но для меня пока сойдет.

– На карнавал собираетесь? – неудачно пошутил Разуваев.

– На ярмарку! – обрезал его Григорий Петрович. – В маске на заднем диванчике посижу. Щадящая конспирация, так сказать… Иди, Разуваев, выполняй мой последний приказ!

– Есть, товрищ командир! – козырнул Коля, приложив руку к пустой голове.

Разуваев кинулся исполнять странное, но очень ответственное поручение своегошефа.

В самой теплой и светлой палате слободской больницы на самой лучшей солдатской кровати лежал саый уважаемый покойник района и грустно размышлял: «А если этот дуболом начнет болтать, что вместо меня под памятником похоронен пёс?.. После похорон. Да пусть мелит Емеля, его неделя… Справка о моей смерти, выписанная Фокой Лукичом, будет настоящей. С фиолетовой печатью. Всё чин чинарем. Комар носа не подточит. Будет брехать – быстрей в психушку загремит. Там, говорят, алкоголиков тоже лечат. Да и кто будет эксгумировать могилу? Память ворошить? Грех это. Тем более, что память о герое-партизане – священна! «Какой пёс, какая собака? Да вы, гражданин, в своем ли уме? Мы все Слободой партизана-героя похоронили… И памятник бронзовый поставили. А вы – осквернять?» Десять лет лагерей со всеми возможными поражениями в правах! И прокурор, наш Понтий Пилат, еще пять добавит. Чтобы не повадно было священную память обгаживать подонкам всяким! ».

Что напишут благодарные потомки на «его» могиле, Григорий Петрович еще не придумал. В уставшей голове крутилась не подходящая к моменту пошлая детская песенка, популярная в Слободе в пятидесятые годы: «У попа была собака, он её любил; она съела кусок мяса, он её убил…».

***

В этот же день Фока Лукич позвонил Ольге Карагодиной-Богданович и объявил волю больного, сообщив ей печальным голосом, что её муж, Карагодин Григорий Петрович, 1916 года рождения, при снятии швов умер от остановки сердца.

Еще через час была готова справка о смерти Карагодина Г.П.. А в районной газете в спешном порядке, набирали текст некролога, который, по просьбе покойного, написал Фока Лукич, обладавший, как все интеллигенты из царского времени еще и незаурядными литературными способностями. Принципиальный Григорий Петрович утвердил окончательный вариант некролога только с третьего раза, но после его личной редактуры текст заметки под траурным заголовком «ПАМЯТИ ТОВАРИЩА Г.П.КАРАГОДИНА» стал до такой степени жалобно-торжественен, что ему снова захотелось на работу, в свой большой светлый кабинет на втором этаже нового здания райкома.

Но за спиной уже догорали сожженные им корабли.

Глава 43

ПРЕЛЮДИЯ К РЕКВИЕМУ

Запись Иосифа Захарова

Весть о смерти Григория Петровича распространилась со скоростью стихийного бедствия. В пожарной части эту новость обсуждали особенно горячо, так как горячая работа пожарным по весне в районе выпадала крайне редко, а время на работе все равно нужно было убить.

Приход в ПЧ-1 Коли Разуваева несколько озадачил главного пожарного Краснослободского района. В словах личного водителя только что умершего Григория Петровича не было элементарной логики: по его словам, выходило, что сам Григорий Петрович и заказывал на свои похороны духовой оркестр.

Начальник ПЧ-1 товарищ Сирин, получив через Колю устное распоряжение «первого», подумал: «А как это товарищ Карагодин успел заказать музыку на свои собственные похороны?». Разуваев долго объяснял, как перед кончиной Григорий Петрович вызвал в его больничную палату, как попросил организовать «торжественные похороны».

– Чувствовал, бедняга, – всхлипывал Разуваев, – что конец близко.

– Значит, лично просил?

– Лично, лично… Очень просил. Я говорит, потом, после похорон, оплачу всю их работу, так сказать, аккордно… И для товарища Сирина ничего не пожалею.

– Спасибо, конечно, – покраснел толстый начальник ПЧ-1, – за доверие, но, как это понимать: после похорон?

– Ну, я оплачу. Какая вам разница?

– А в область звонили? Может, они лучший оркестр из областного центра пришлют?

– У них только балалаечники свободны, – вздохнул Коля. – Сами понимаете, балалаечники на торжественных похоронах не катирутся.

– Мда…

– Но обкомовские работники, которые обязательно пришлют своих представителей на погребение, просили решить этот духовный вопрос именно с вами.

– Хорошо, хорошо… Понимаю, что приедут сами Богданович с Котовым. Все будет по высшему разряду. С нотами, тубой и большим барабаном.

– Без барабана – это несерьезно, – сказал Коля.

– Только с барабаном! – подтвердил свои слова Сирин.

Вызвали водителя пожарной машины, по совместительству руководившего в ПЧ-1 народным коллективом местных духовиков.

– Что и где играть? – спросил капельмейстер, всегда с удовольствием хоронивший «жмуриков» и называвший эту работу «халтурой». Работу водителя он не любил и презирал все душой духового музыканта. Но на халтуру ходил, как на праздник – за нее платили неплохие деньги.

– На похоронах сыграть надобно…

– Так, – кивнул капельмейстер. –