Лихое время - Олег Петров

– А чо тут за подсказки могут быть? – пожал плечами спокойный среди возбужденного застолья Верхоленцев. – В таких случаях одно спасенье от тыра…

Все, даже стоящий на коленях чернобородый Ленька, замолчали и уставились на Яшку.

А он встал, подошел к Ленкову и протянул руку. Костя вытащил из бокового кармана галифе револьвер и молча положил его в протянутую руку.

Верхоленцев медленно повернулся к виновному, оцепеневшему от неожиданного хода атамана, столь же медленно поднял руку и нажал на спуск.

Оглушительный выстрел сотряс пламень в лампах. Схватившись за грудь, Ленька завалился с колен навзничь. Верхоленцев неторопливо обошел стол, подошел к Леньке, наклонив голову влево, посмотрел на него, потом снова направил револьвер и выстрелил лежащему в голову. Тело дважды резко дернулось и замерло.

Яшка вернулся к Ленкову и положил наган перед ним. Костя обвел глазами застывшее застолье, шепнул что-то соседу слева. Тот поднялся и вышел, провожаемый затравленными взглядами. Через минуту двое парней, появившиеся в комнате, выволокли труп прочь.

– Помянем раба божия Леонида, – нарушил тишину Костя и выпил стопку до дна.

Ошарашенный происшедшим, Трофим Задорожный переводил глаза с Ленкова на Яшку, в глубине души догадываясь, что произведенный расстрел Ленковым заранее договорен с Верхоленцевым. И это пугало еще больше, убеждая в одном – они сами пришли к Ленкову, но обратно дороги нет. Или пан – или пропал. А значит, теперь надо идти до конца, до пули или тюрьмы. Хотя… Чем черт не шутит с таким атаманом! И если их, Трофима и Яшки, новый атаман удачлив от того, что столь решителен и хладнокровен, то и они должны быть ему под стать. Тогда удача не обойдет и их…

– Насчет оттырщиков, а особливо тех, на кого подозренье падает, что с милицией снюхались, – так, Костя, и действуй, – одобрил Бизин учиненную Ленковым расправу на сходке. – Пусть знают, что дисциплина у тебя железная, полная власть и сила!

– Одна закавыка имеется… – Костя замолчал, покрутил пальцем блюдце. – Доходят разговоры, мол, неравно добычу делю…

– Ха, кто смел – тот и съел! Но есть резон в твоих словах… Вот что… Объяви своим гаврикам, что образуешь социальный фонд…

– Чево?!

– Копилку такую, запас на всякий случай, – пояснил Бизин недоуменному атаману.

– Сициальный, говоришь…

– Социальный фонд. Де, на случай, ежели кого-то с цугундера вытаскивать и прочее…

– Лады, пойдет!

– Ну что, крепнут ряды-то?

– Я ребят уже послал, штобы позвали на сходку тех, кого знаем. Соберемся в укромном местечке, поговорим, как дальше жить. Понятно, не мелюзгу созываем! – пояснил Ленков на предостерегающий жест Бизина. – Со стоящими ребятами побазарим.

– В Кузнечных удалых хлопцев хватает, – кивнул Бизин. – Ты там Коську Баталова знаешь? Нет? Через Тимофея Гроховского сойдись с ним, погляди. На многое мужичок способен. Или вот Гришка Верхозин – тоже фрукт добрый. А еще Гроховский знается с братьями Хабировыми, приглядись и к ним.

Бизин, отдуваясь, поставил большую фаянсовую чашку на блюдечко кверху дном.

– Да, Костя, совсем запамятовал! Встретил я намедни Харбинца. О тебе спрашивал, мол, наслышан, хочет предложить дело. Хотел бы поскорее свидеться. Сказывал, что через Ваську Кузьмича с ним связь…

– Харбинец? Сегодня же разыщу! – обрадовался Костя.

3

Кличку «Харбинец» носил ловкий контрабандист и спекулянт Николай Дмитриев. Промышлял он в Приморье, но в 1918 году был арестован во Владивостоке, просидел там около двух лет, потом каким-то образом был переведен в Читинскую тюрьму, откуда освободился в конце 1920 года.

Устроился Харбинец работать на станции Чита-I в кипятилку, одновременно продавал и перепродавал на базаре разное барахло, обзаведясь знакомствами в читинском преступном мире.

В апреле двадцать первого, связавшись с группой контрабандистов, уехал в Маньчжурию, наладил через Харбин доставку в Читу ходового товара, прежде всего, спирта. На этом и познакомился с Ленковым, который, имея больший опыт приобретения и переправки спирта в Читу, свел Дмитриева со своими харбинскими «компаньонами» по спиртовой и прочей контрабанде, в том числе и с тогдашним таможенником, а ныне бандитом, полноправным членом шайки, Лехой Сарсатским.

Сорокалетний Дмитриев отрастил большую бороду, отчего среди уголовного люда получил кличку «Старик Харбинец» или просто «Харбинец».

В свою очередь, Леха Сарсатский познакомил Харбинца с курьером Госполитохраны Василием Попиковым, человечиком своеобразным.

Рабочий читинских железнодорожных мастерских Попиков вошел при белых в подпольную революционную организацию, которая была тесно связана с партизанами и готовила террористические акты, в том числе и в отношении самого атамана Семенова. Но организацию вскоре накрыла контрразведка его превосходительства.

Кучка подпольщиков, в числе которых был и Попиков, ушла к партизанам. Спустя некоторое время Василия приняли кандидатом в члены РКП(б). Показал он себя вполне героически, поэтому в конце 1920 года, когда Чита была освобождена от семеновцев и японцев, Попикова направили на работу в Госполитохрану.

Однако, пока Попиков партизанил, случилась беда, сильно его подкосившая. После тяжелой болезни умерла жена. Дома, благо хоть под присмотром тетки Попикова, осталась маленькая дочка.

Тетка подыскала для ребенка няньку – семнадцатилетнюю красавицу Александру Ситникову. Если бы не она, Попиков точно бы в петлю залез. А так вскоре и сладилось – приголубил Попиков няньку. Чумея от ее красоты, обещал озолотить.

Сожительница, уразумев, в чем ее власть, стала предъявлять вдовцу, который был ее старше почти на двадцать лет, свои капризы, требовавшие немалых денег. Из-за этого, собственно говоря, Василий Попиков и связался с контрабандистами. И просторный, добротный дом Попикова снова, как ему казалось, наполнился уютом и теплом.

Регулярно наезжая в Харбин с дипломатической почтой, Попиков все больше и больше лез в контрабандные делишки, ничего не чурался, получая неплохой навар.

На пару с Харбинцем, при содействии Сарсатского, дела пошли еще успешнее. И развивались до той поры, пока Харбинец не попался на станции Оловянной с грузом китайских сигарет и ниток. Лишившись товара, он сумел-таки выкрутиться из этой истории, но наследил изрядно – всплыла его связь с Сарсатским и Попиковым.

Алеху Сарсатского из таможенной службы нагнали, он перебрался в Читу, осел у своей полюбовницы Анны Тайнишек, смазливой шинкарки, которой постоянно и щедро сбывал до сего дня маньчжурский спирт. При содействии своих приятелей – милиционеров Христолюбова и Милославского, он почти с ходу устроился на службу в пятый, Кенонский, участок уездной милиции.

Уволили из ГПО, которую называли в уголовной среде «Господи, помилуй», и Василия Попикова. Ничего ему не оставалось, как снова поступить слесарем в первочитинское железнодорожное депо.