Доверие - Эрнан Диас

область знаний была бескрайней. Правила + опр-я статичны; условия + наши реакции на них меняются ежечасно. Конечно, он обеспечивал капитал. Но через год-другой я отплатила ему сторицей + могла бы, в теории, пробиться сама.

Мы вошли в свои роли. Где есть чревовещатель, есть и кукла. Просто последнее слово звучит хуже первого. Ему не нравилось, что ему говорят, что делать. Мне не нравилось, что меня все дальше задвигают в тень + дают говорить только через него.

Мы дошли до точки в 1926-м. Тогда я считала, что это конец нашего брака. Со временем я поняла, что только тогда он по-настоящему начался. Ибо пришла к выводу, что настоящее супружество начинается тогда, когда человек становится более предан своим клятвам, чем тому, к кому они относятся.

Уж сколько раз я недооценивала благотворный эффект исповеди! После такого я вполне могу уснуть.

ДЕНЬ

Э спит на диване возле меня, в дорожной одежде. Должно быть, я сплю со вчерашнего утра, когда проснулась от чудовищной боли и мне дали морф.

При виде Э моя 1-я мысль была об этом блокноте. Выглядит нетронутым, в точности там же, где я его оставила в ящике стола, и ручка на нем под тем же углом. Сейчас спрятала в благотв. гроссбух. В любом случае Э никогда не мог разобрать мой почерк.

Солнечное пятнышко на одеяле у меня в ногах. Приятно, потом влажно.

От меня пахнет.

ВЕЧЕР

Говяжий бульон. Питьевая сода.

Массаж — это слишком. Попросила медсестру отложить. Нет. Говорит, он нужен мышцам.

УТРО

Э в восторге оттого, что я надела золотой браслет. Ни слова о Ц etc.

Я смотрю на него сверху вниз с инвалидного кресла. Какое чудное предложение.

Он кажется довольным, развалился в шезлонге рядом, перелистывает «Таймс».

Я не хотела инвал. кресла. Медсестра настояла. Она была права.

Уютный, нескладный шелест газеты.

Горные хребты, покрытые вечными снегами, голые голубые валики, пилообразные края + рогообразные вершины со всех сторон окружают долину. Дорог не видать. С трудом верится, что есть какие-то входы/выходы. Попросить Э похоронить меня здесь? Возможно, на колокольном погосте?

ДЕНЬ

Услышала: «Игра не стоит свеч».

ВЕЧЕР

Жива ли клубника у меня во рту?

Или ее плоть, испещренная нерожденными, уже мертва?

УТРО

После бессонной ночи смотрю на новую Колетт. Восхитительна, как всегда, но у меня нет сил читать о браке. Выбрала новую Вулф. Биографию кокер-спаниеля Элизабет Баррет Браунинг!

ВЕЧЕР

Э принес патефон. Изобразила восторг. Все звучит не так, как надо.

УТРО

ВЕЧЕР

Дурачусь!

Вечер утрат и черви в речи.

Ре Фа# Ми Ля / Ля Ми Фа# Ре

ДЕНЬ

Читаю «Флаш». Превосходно, пусть даже собачьи представления непоследовательны, что сбивает с толку. Покорность любящей собаки своей хозяйке, прикованной к постели, восхитительно удушлива.

ВЕЧЕР

Вулф приводит письмо Баррет к Браунингу: «Вы — Парацельс, а я — отшельник, чьи нервы были переломаны на дыбе и теперь свободно болтаются, подрагивая при каждом шаге и вздохе». С чего вдруг столько Парацельса?

«Волны», «Флаш»… Любопытно, каким будет следующее заглавие ВВ. 3 ее последние книги могут составить предложение![54]

УТРО

Незд. Погода, одн, сострадательна.

Массаж заменили пассивной формой калистеники. Медсестра двигает за меня мои конечности.

Это показало мне, как мало я знаю о «моей воле». Я хочу подвинуть ногу. Затем сознаю, как она движется. Но что заставляет ее двигаться? В какой момент сумма анонимных электрических импульсов + сокращающиеся мышцы становятся мной? Вправе ли я называть эту силу «Я»? В чем разница в отношении моего участия между тем, что моей ногой двигает медсестра, и тем, что нога двигается «сама по себе»?

Гемикрания. Горячая вода, губка, припарки.

ДЕНЬ

Э вернулся из Ц. Старается, как может, стать ради меня кем-то другим. Его усилия только подчеркивают, как мало мне осталось.

Что-то трогательное в его жесткой мягкости. Но у меня такое ощущение, что он (сам того не ведая) пытается создать для себя банк воспоминаний. Такие сцены, к которым он будет возвращаться, когда меня не станет. Он будет видеть свою руку, поправляющую мне подушку и гладящую меня по щеке.

ВЕЧЕР

Не спится. Мои мысли об Э, изложенные выше, больше говорят обо мне, чем о нем.

Возможно, завершив эту исповедь, начатую несколькими днями ранее, я отпущу грехи нам обоим.

Или хотя бы смогу заснуть.

Между 1922-м и 1926-м я сплела целую паутину. Благодаря открытию «липкости» в мат-ке, узлы + зацепления сети распространялись во всех направлениях. Результаты оказались повторяемыми. Это была применимая модель, притягивавшая к себе все. Даже стала 3-мерной.

Э следовал моим указаниям.

Наша прибыль за те годы затмила первоначальное состояние Бивелов.

Я бессчетное число раз обсуждала с Э принцип липкости + архитектуру паутины. Он либо притворялся, что понимает мои объяснения, либо терял терпение. Моя вина. Никогда толком не умела объяснять мат-ку. Но это усилило отчуждение.

Чем больше мы процветали, тем более чужими + озлобленными становились.

Однажды он сказал, что не чувствует себя мужчиной.

Я находила отвратительным его тщеславие.

Тем не менее наше причудливое сотрудничество продолжалось. Я была одержима самим процессом; он был привязан к результатам. Но было бы нечестно утверждать, что я видела в этом всего лишь интеллектуальное упражнение. Я обнаружила в себе глубокий колодец амбиций. Из него я черпала темное топливо.

Ближе к концу этого периода (начало ’26?) я переключила внимание на растущий порок биржи, порок, проявлявшийся все отчетливее по мере того, как росли наши операции + прибыль: оборот.

Во время повышений + падений тикер всегда сильно отставал. Разрыв между продажной ценой в зале и котировкой тикера мог составлять до 10 пунктов.

Я решила присвоить эти задержки.

Торгуя в огромных объемах + провоцируя вспышки всеобщего безумия, я начала вызывать задержки. Тикер отставал от меня, и на несколько минут я владела будущим.

Эндрю стал легендой. Все думали, он был ясновидящим, мистиком.

Правда же в том, что все это стало возможным благодаря устаревшему + перегруженному оборудованию:

брокеры не могли справиться с потоком приказов;

затем отставали клерки, отправляя по телефону приказы брокеров с резервной копией в зал;

затем каждый приказ должен был ждать своей очереди;

затем обновленные котировки направлялись операторам тикеров, также с резервной копией;

затем проходило еще больше времени между выпуском уже устаревшей котировки и новым приказом на основании этой котировки;

затем круг задержек начинался заново, набирая обороты.

Этот несовершенный