Доверие - Эрнан Диас

механизм создавал арбитражные возм.

Чудно, что раньше никому не приходило в голову извлечь выгоду из этих задержек.

Я извлекла максимум.

Однажды я обмолвилась Э, что вся наша финансовая система опирается на 4 человек: операторов ввода, отвечающих за передачу всех котировок на тикер Нью-Йоркской биржи. 1 из них мог бы поставить весь рынок на колени.

Представь, сказала я, если бы 1 из 4 операторов ввода подкупили, чтобы он предоставлял все котировки до того, как вобьет их в машинку. Задержки позволили бы использовать эту информацию незаметно.

Через несколько недель именно так Эндрю и сделал.

Это стало очевидно при взгляде на ленту.

Махинация продолжалась всего несколько месяцев. Но он сделал неисчислимое состояние. И миф о Бивеле разрастался, пока он не стал богом.

Я называла его преступником. Он говорил, что я не могу смириться с его успехом.

Мы почти не разговаривали 2 года.

УТРО

Э отбыл в Ц.

Инертная калистеника.

ДЕНЬ

Боль вне меня, как окрестные горы, вздымается бурными волнами, окаменевая за миг до того, как разбиться.

УТРО

Пробуждаюсь от морф.

В этом месте, похоже, полно имитаций.

ДЕНЬ

Э вернулся из Ц. Говорит мне, что кто-то занимается визами для музыкантов из квартета.

ВЕЧЕР

Не спится. Всегда умудряюсь найти раздражающий звук, неловкое воспоминание, больное место, обиду.

УТРО

Услышала: «Un visage comme une brioche»[55].

ДЕНЬ

Какие-то колокола из музыки:

Zauberf[56]. (одн челеста в оркест. яме никогда не напоминала мне колокола)

Парсифаль?

Тоска («matins»)[57]

Фант. симф.

Малер почти каждая симф.? Бубенцы в 4-й так прекрасны.

Скачок от перкуссии к мелодии вывел музыку из предыстории в ее историю.

Костяные колокола.

Бедренная кость должна звучать ниже, чем большая берцовая.

ВЕЧЕР

Доплер-эффект памяти. Тональность событий прошлого меняется по мере того, как они убегают от нас.

УТРО

Спокойная ночь без морф. Странное чувство гордости за владение своим сном.

Пишу письма.

Чуть получше. Но это лишь доказывает, что я забыла, каково чувствовать себя здоровой.

ДЕНЬ

Я никогда не слышала колокола Фондовой биржи.

УТРО

Язык сегодня раздражает.

ДЕНЬ

Пишущий дневник — это монстр: пишущая рука и читающий глаз относятся к разным телам.

ВЕЧЕР

Услышала: «Он просто притворяется, что притворяется».

Просматривая эти страницы, можно подумать, что у меня страсть к колоколам. Никогда о них не задумывалась до того, как попала сюда. Да и сейчас не очень-то они меня волнуют. Они просто все время звонят.

В основном фрукты

Гемикрания

Мало что могу

ДЕНЬ

Квазимодо любит звонить в колокола, бьющие ему по ушам.

УТРО

Болею

Прикована к постели

ДЕНЬ

Э вернулся из Ц с подарочками. Не сознавала, что он уезжал.

Несколько ягод.

ВЕЧЕР

Сок без удовольствия

УТРО

Болею

Голова

УТРО

Болею

УТРО

Болею

УТРО

Лучше. Выходила. Долина заключена в камень под раковиной перламутрового неба. Внутри моллюск.

Нашла потрепанную книжку Гейне.

Услышала: «Она забыла плыть».

ДЕНЬ

Медсестра никогда не разыгрывает веселье. Никогда не изображает сочувствие. Никогда не притворяется, что знает, что я чувствую. Назвать ее подругой значило бы оскорбить достоинство ее безличной заботы. И все же.

ВЕЧЕР

Читала у себя вслух Гейне, слыша в каждом слоге Шумана.

УТРО

Болею

Все в тумане

ДЕНЬ

Едва выношу жестокость поедания.

УТРО

Попросила медсестру обстричь мне волосы, потому что вечно мокрые от губки, горячих фланелей, пластырей. Она отказалась. Принялась сама ножничками из набора для вскрытия писем. Никогда еще не видела сестру напуганной, так что перестала. Не уверена, что она увидела в моих глазах, пока мы смотрели друг на друга, но сказала мне подождать и ушла. Вернулась с нормальными ножницами. Она не спрашивала указаний и не пыталась успокоить меня легкой стрижкой. Я чувствовала, как лезвия движутся почти у самого черепа.

ДЕНЬ

Прочла последнюю вещь Гарланд. Идеальный морф. роман. Приятное чувство ускользания повествования.

Что-то чудесное + грустное в стакане на столе. Вода, собранная в вертикальный цилиндр. Удручающее зрелище нашего торжества над стихиями.

ВЕЧЕР

La campanella[58].

Что хорошо в моем положении: больше ни малейшего риска услышать Паганини, Гуммеля, Берлиоза, Падеревского, Куилтера, Сен-Санса, Тости, Франка, Линднера, Оффенбаха, Элгара, Дюбоше, Рахманинова.

УТРО

Услышала: «Нет-нет: Одесса в Техасе».

ДЕНЬ

Э вернулся из Ц. Шокирован моей стрижкой. Пытался сердиться. Смотрел на меня с трепетом.

ВЕЧЕР

Э выпил со мной кофе. Завтра отбывает в Ц. Проявил похвальную сдержанность и не задал ни одного делового в. Я была тронута + признательна. Попросила его лечь рядом со мной. Мы держались за руки, глядя на потолок в безмятежном solitude à deux[59].

Не доверяю приливу удовлетворения, когда радую его.

ДЕНЬ

Одолела последнего Клавеля. Короткий. Пожалуй, безупречный.

В книгах, музыке, искусстве я всегда искала чувства + элегантность.

УТРО

Новое перо. Э отбыл в Ц, бравируя самодостаточностью со сдержанным волнением очень занятого человека.

Напомнило мне его поведение во время нашего долгого отчуждения после ссоры из-за тикера. Тогда, как и сейчас, я отстранилась от бизнеса. Тогда, как и сейчас, он скрывался за показным рьяным трудолюбием. Мы никогда не пересекались дома. Говорили друг с другом только на публике. Он проводил почти все время в конторе + Фьезолане.

Погрузилась в музыку + филантропию. Первое время я из любопытства следила за его работой. Надежной, разумной, непримечательной. Вскоре потеряла интерес. Моей единственной связью с бизнесом было управление Благотворительным фондом.

Оглядываясь, вижу, что мы никогда по-настоящему не проводили время вдвоем, кроме как во время сотрудничества. Очень мало знали, почти ничего, друг о друге.

Во многих отношениях мы словно бы вернулись в первые годы нашего брака, до начала сотрудничества, когда мы учились быть вместе порознь. Но зазор между нами расширился, что было неплохо. Все снова встало на свои места. Я подумала, что это вежливое отчуждение станет отныне нашей жизнью.

Но затем меня накрыло одеяло утомления. Что самое странное: оно душило меня своей тяжестью, но в то же время давало причудливое чувство комфорта.

Не могла встать. Чувствовала, что развалюсь, если встану. Постоянный страх переломов. Растрескивания.

Единственное облегчение давала уступка тяжелому изнеможению.

В итоге Э узнал, что я прикована к постели. Во время его первых кратких визитов он был пренебрежителен + раздражителен. Постоянно спрашивал меня о