Сто голосов - Скотт Макконнелл

Вы говорили, что одной из ваших моделей была Патриция Галлисон[195].

Да. Она обыкновенно давала мисс Рэнд советы о том, как надо пользоваться косметикой, поскольку работала в этой области. Когда мисс Рэнд предстояло участвовать в шоу Джонни Карсона, Патриция дала ей несколько советов о том, как подготовить свое лицо.

Еще она дала ей совет относительно того, каким образом надо сидя скрещивать ноги. Потом мисс Рэнд жаловалась, что у нее ужасно затекли ноги. Патриция спросила ее тогда, почему же она не изменила позу и не раздвинула ноги. И мисс Рэнд сказала, что боялась сделать это. Ее научили скрещивать ноги, но не подсказали, что делать дальше, поэтому она сохраняла позу и боялась пошевелиться.

Из застенчивости или требований благопристойности?

Из застенчивости. Она была очень скромной женщиной. И красавицей себя, безусловно, не считала. Застенчивость была особенно заметна, если застать ее врасплох; но когда ее внимание не было сфокусировано на «вопросах», она, бесспорно, была очаровательной женщиной. Когда Айн Рэнд не была погружена в интеллектуальный процесс, она сразу становилась очень застенчивой женщиной. Она стремилась, чтобы тебе было уютно в ее доме. И что-нибудь предлагала, чтобы добиться этого. В отличие от большинства окружающих нас людей она обладала невероятной способностью делать вещи прямыми и понятными. Это было очень приятно. И я всегда буду рад тому, что видел ее в подобном свете.

Айн Рэнд была сильной личностью, и Фрэнк по своей природе пребывал в подчиненном положении к ней. Он был очень добрым и мягким человеком. И не думаю, чтобы он полагал, что может рассказать людям что-то очень важное для них, однако жил с женщиной — и любил ее — готовой и способной рассказать людям чрезвычайно важные вещи, и прекрасно понимал это. Он искренне верил в дарование мисс Рэнд. И очень любил ее.

Мистер O’Коннор когда-либо рассказывал вам о своем прошлом?

Он часто говорил о былых днях. О том, как они любили кататься на корабле до Статен-Айленд и обратно — должно быть, они часто развлекались подобным образом с Айн. Он часто вспоминал об этих поездках на Статен-Айленд и обратно. Должно быть, в то время они испытывали недостаток средств.

А что он рассказывал о первых проведенных в Нью-Йорке днях?

Он вспоминал их со смирением, с ностальгией: рассказывал о том, как они бродили по Нью-Йорку, смотрели по сторонам, удивлялись и ездили на Статен-Айленд.

Значит, он любил Нью-Йорк?

Он был заворожен этим городом. Он любил Нью-Йорк.

Вы знаете, чем он занимался в эти «смиренные дни» в конце 1930-х годов?

Думаю, какое-то время ничем — просто не знал, чем заняться. Как он попал во флористы, я не помню, знаю только, что он много рассказывал об этом занятии, о том, сколько радости и удовольствия оно приносило ему. Он хотел найти в жизни такое занятие, которое приносило бы ему радость, и аранжировка цветов как раз и представляла самое счастливое для него занятие до увлечения живописью. Когда он начал рисовать, появлялись желающие приобрести его картины, однако мисс Рэнд не позволяла ему продавать их, потому что не хотела расставаться с ними — во всяком случае, с теми, на которые находились покупатели. Он говорил об этом не без удовольствия.

Мистер O’Коннор говорил вам что-нибудь о людях, окружавших мисс Рэнд?

Они были ему симпатичны. Он называл эту группу ребятами. Однако, бывало, и жаловался мне на что-то. Айн всегда настаивала на том, чтобы он присутствовал за обедом, a он не хотел этого. Он рассказывал мне, что его тут же клонило в сон и он начинал клевать носом. Начинались интеллектуальные дискуссии, которые его не интересовали и которым он предпочел бы рисование. Однако она всегда настаивала на том, чтобы он присутствовал, и ему приходилось не расстраивать ее.

У мистера O’Коннора были какие-то проблемы с руками?

Да. Он потерял возможность рисовать, потому что у него начали дрожать руки.

Должно быть, это случилось году в шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом. Я встретил его у дантиста, и помню, что он говорил об этом и даже упоминал операцию. В тот день он был очень расстроен этим. Помню, мы говорили об этом в приемной. Он был крайне расстроен. Ему приходилось пользоваться палкой во время рисования, но и этот прием уже не помогал ему. Он больше не мог удерживать руки в покое на достаточно долгое время, нужное, чтобы рисовать.

Есть ли у вас какие-нибудь связанные с Айн Рэнд предметы?

Две небольшие вещицы. Корочка от книжечки со спичками любимых ею цветов, находившаяся на ее обеденном столе. И принадлежавшая ей фарфоровая фигурка, изображавшая двух подравшихся петушков — Фрэнк сделал для нее коробочку. И то и другое находится у меня.

Джен Шульман (ранее Кросби) вместе со своим тогдашним мужем, Питером Кросби, руководила лекциями NBI в Лос-Анджелесе. Они поработали в области создания магнитофонных курсов лекций.

Дата интервью: 26 сентября 1997 года.

Скотт Макконнелл: Как вы организовывали службу магнитофонных лекций NBI?

Джен Шульман: В 1961 году я вместе с моим тогдашним мужем, Питером Кросби, жила в Балтиморе, где он служил в армии… мы прочли статью о мисс Рэнд, может быть, в Тайм или в Ньюсуик. В статье было сказано, что Натан читает лекции по объективизму в Нью-Йорке, в присутствии мисс Рэнд. Поэтому я немедленно послала ему письмо, в котором написала, что мы собираемся скоро вернуться в Лос-Анджелес, так как срок службы Питера в армии уже подходит к концу, а также не думал ли он о том, чтобы учредить заочные курсы по изучению объективизма, чтобы и прочие жители страны могли пользоваться теми же преимуществами, что и нью-йоркцы. Мы получили в ответ письмо, в котором было сказано: «Почему бы вам не приехать в Нью-Йорк и не обговорить с нами этот вопрос, если такое возможно?» Поэтому мы сели на наш маленький мотороллер, крохотную ламбретту, ничего другого у нас не было — и доехали из Балтимора в Нью-Йорк.

В квартире Натана мы встретились с ним и Барбарой и обговорили нашу идею. Они сообщили нам, что все лекции записаны у них на магнитофонную ленту, и разрешили начать курс магнитофонных лекций в Лос-Анджелесе. Они сказали нам, что по возвращении в этот город мы должны популяризировать курс лекций под названием «Основные принципы объективизма». Они обещали оплатить объявления, в том числе и газетные, однако вся ходьба, беготня и реклама возлагались на наши плечи.

Мы согласились, и как только мы вернулись в Лос-Анджелес, я отпечатала на машинке крохотные объявления, и мы обошли книжные магазины и доски объявлений и расклеили на них эти листочки. Потом NBI напечатал несколько небольших объявлений в Лос-Анджелес таймс. Нам начали звонить, и у одного из звонивших оказался очень и очень большой дом, который он предложил нам, поскольку мы не знали, где проводить лекции. Телефон стал звонить почти беспрерывно. И я при всей тогдашней наивности ожидала, что народ повалит валом, однако в первый вечер, как мне кажется, пришли всего двадцать пять или тридцать человек. Мне казалось абсолютно ужасным, что из всех тех, кто обещал быть по телефону, пришла всего такая горстка. Я сокрушалась, однако Натан и Барбара считали, что все отлично. Вот как все начиналось; так было в том году, когда мы проводили занятия в этом доме.