К чужому берегу. Предчувствие. - Роксана Михайловна Гедеон

и оскорбительный для него поступок совершила: бросила генерала, по сути, на глазах у света (ведь это он много дней кряду выставлял свои приставания ко мне напоказ!), прилюдно отказала и высмеяла. Бежала без оглядки, как от чумы, и вместо того, чтобы самой стать посмешищем, сделала посмешищем его, — да еще после истории с Клавьером и Фортюне Гамелен! «Как там говорил Александр? — спросила я себя с нервным смешком. — Дергать тигра за усы? Вот уж не думала, что это выражение когда-либо можно будет отнести ко мне!»

Звеня ключами, привратник довел меня до лестницы и знаком указал: дескать, Клавьер там, наверху, в номере слева от ступенек. «Черная пчела» была славным сельским заведением с добротной дубовой мебелью, чисто выбеленными стенами и пучками ароматных трав, разбросанных по красному кирпичному полу. А главное — лестница здесь совсем не скрипела, поэтому о моем приближении банкир не догадывался до той самой минуты, пока я не постучала в низкую тяжелую дверь.

— Входи, Гюстав, — раздался ленивый голос. — Там не заперто.

Пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, я вошла. Клавьер сидел спиной к двери, как когда-то в «Старине Роули», и действительно завтракал. Причем как завтракал! Глянув на его стол, застеленный белой полотняной скатертью, я едва удержалась от смешка: завтрак банкира состоял из разваренного риса с фруктами, кувшина молока и пары глазурованных пирожных… Хотя момент был неподходящий для подобных параллелей, я невольно подумала, что такой набор сладких блюд на завтрак вызвал бы полный восторг у Вероники и Изабеллы. И это молоко… Кто мог бы спорить после этого, что по наследству передается не только внешность, но и вкусы?

— Любите молоко? — спросила я негромко.

Он вскочил на ноги, будто по нему пальнули из пистолета.

— Черт возьми! Это что за явление?

Увидеть меня здесь, в «Черной пчеле», в половине восьмого утра, конечно, было удивительным. Но лицо банкира выразило не только удивление. Он смотрел на меня с недобрым выражением, едва ли не пренебрежительно, слегка скривив губы. Светлые брови его хмурились.

— Ну, и что это за новая комедия?

— Почему комедия? — спросила я. — Просто мне…

— Просто вам нужно выполнить какое-то задание вашего кузена Бонапарта? — прервал он меня. — Нет, какова наглость. Вы готовы прямо на все ради его расположения?

Я рассердилась:

— Что за глупости? Я готова ради его расположения далеко не на все! По крайней мере, вы делаете для него гораздо больше, поскольку являетесь его главным военным поставщиком.

— Это только дела.

— Ну, а у меня и вовсе нет никаких с ним дел. Я появилась у вас только потому, что сбежала из Мальмезона, и мне нужно сейчас же, безотлагательно ехать в Париж!

Он явно не верил ни одному моему слову и сделал очередной пренебрежительный жест, показывая это.

— У меня не транспортная контора. Кстати, что на вас за наряд? Полное убожество. Генерал настолько скуп по отношению к своим любовницам? Все можно было заподозрить, только не это…

Щеки у меня запылали.

— Вы глупы, быть может? Я стою перед вами в плаще моей горничной, потому что убежала из замка тайно, почти что в чем была!

— Зачем же вы бежали, позвольте спросить? — проговорил он язвительно. — Вас же там так любили!

— Зато я не любила там никого.

Отодвинув стул, я прошла к окну, присела возле стола, понимая, что, пока не расскажу ему хотя бы в общих чертах, что произошло со мной в Мальмезоне, Клавьер мне не поверит. Он давно свыкся с мыслью, что я стала любовницей генерала, и не воспринимает ничего другого. То, что он думает именно так, читалось во взгляде его серых глаз, донельзя хмуром, и в каждом движении. Кажется, он чувствовал сейчас ко мне едва ли не омерзение.

— Хорошо, — сказала я обреченно, — я расскажу вам кое-что.

Клавьер присел рядом, но был все так же насторожен. Не спрашивая у него позволения, я взяла одну из чистых чашек, налила себе молока и выпила, — мне просто необходимо было чем-то подкрепиться после нынешнего бурного утра.

— Можно взять пирожное?

— Извольте, — буркнул он. — Но оно стоит десять су, а я не из тех, кто бесплатно кормит генеральских любовниц.

— Отдам я вам ваши десять су, — сказала я так же неприязненно, взявшись за пирожное. — И даже больше отдам, если вы доставите меня в Париж как можно скорее!

Покончив со сладостью, я почувствовала себя более бодро и даже перестала на него обижаться. Что с него взять, с этого проходимца? Мне нужна его коляска и его быстрые лошади, а остальное не важно. Успокоив себя этим, я принялась за рассказ. Лишних подробностей я ему не сообщала, но изложила общую канву событий, случившихся за последние три дня. Повествуя о скандальной поездке в Бютар, я заметила, как у банкира недоверчиво изогнулась бровь: он явно уже знал об этом происшествии от Жозефины и, разумеется, так же, как она, истолковывал милость Бонапарта, проявленную ко мне в виде позволения не прыгать через ручей. Однако когда я в двух словах поведала Клавьеру о внезапных утренних визитах генерала, недоверие исчезло из его глаз, а лицо разгладилось.

— И что, это правда? — В его тоне зазвучала ирония. -

Этот низкорослый красавец действительно зачастил к вам по утрам?

— Да, — с усилием выговорила я. — Это и стало для меня последней каплей.

Он посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

— Могу себе представить! Я бы тоже был недоволен, если б меня будили в пять утра.

— Не в этом дело. Он имел в виду совсем другое.

— Еще бы! Наш генерал хотел довести дело до конца. В глазах всего света он уже давно сделал вашего мужа рогоносцем и теперь хотел завершить процедуру непосредственно на ваших простынях.

Я сделала недовольный жест. Мне не хотелось, чтобы имя Александра употреблялось во время подобных разговоров. В глазах Клавьера заискрилось озорство:

— Ах-ах-ах, велико же будет горе коротышки! Как он объяснит Парижу ваше бегство? Разве что скажет, что сам вас выгнал.

— Мне все равно, что он скажет. Пусть говорит, как ему выгодно.

— Пусть говорит, разумеется. Однако Клавьер для того и существует на свете, чтобы ставить выскочек на место. Будьте спокойны, у меня есть друзья, которые разнесут по Парижу правильную версию.

Мне показалось, что мы удаляемся непростительно далеко от цели моего визита. Обсудить случившееся с Клавьером, конечно, можно было, потому что он не любил Бонапарта и являлся моим ситуативным союзником, но наша беседа на эту тему явно затягивалась. И Бонапарт, и Клавьер ровным счетом ничего не значили