К чужому берегу. Предчувствие. - Роксана Михайловна Гедеон

д’Энена, но и того, что я получила в приданое от отца, нагло въехал в мой дом на площади Карусель и бравировал своим проживанием там, — этот человек сейчас предлагал мне помощь с «моими домами»!

— О своих домах я буду советоваться исключительно со своим мужем, — сказала я, задыхаясь от возмущения. — Как он решит, так и будет…

— Если вы его вообще встретите, — бросил Клавьер сквозь зубы. Лицо его стало жестким. — Все, теперь молчать! Молчать, я сказал! Где там у вас паспорт?…

Эта грубость положила конец разговору. Попетляв по хорошеньким улочкам предместья Нейи с его ухоженными садами и зажиточными домиками, мы действительно подъехали к заставе Звезды. К счастью, утренний поток торговцев, устремляющихся с товаром на рынки Парижа, давно схлынул, и на нас с Клавьером глазело не так уж много зевак. Национальные гвардейцы, охраняющие заставу, находились в полусонном состоянии и просмотрели мой паспорт без особого внимания. Может, даже не обратили внимания на мое имя? Хотелось бы! Выглянув из коляски, я увидела простирающиеся за монументальным зданием таможни блестящие Елисейские поля, полные народу в этот воскресный полдень, и ниже надвинула шляпку на лицо.

— Дорога открыта! — Гвардеец махнул рукой, показывая, что мы можем ехать, и не без почтения кивнул моему спутнику.

Клавьер, кажется, заметил мой жест, направленный на то, чтобы остаться неузнанной. Несколько секунд он его никак не комментировал, потом бросил:

— Зря стараетесь, дорогуша. Сержант видел ваши документы и прекрасно знает меня. Если его спросят, он не станет скрывать, что вы ехали в моей компании.

— Кто же его спросит?

Он оставил мой вопрос без ответа и довольно яростно хлестнул лошадей, направляя их на Елисейские поля.

Я хорошо сознавала, конечно, что пребывание одной коляске с Клавьером меня не красит и может быть превратно истолковано, скажем, тем же Александром… если он узнает об этом. Но я не хотела думать о таком. Не хотела я и продолжать обмен колкостями с банкиром. Мне вообще надоело препираться с ним и злило то, что он будто нарочно втягивал меня в пикировку, пытаясь, кажется, таким образом добиться большей близости со мной. Я не вполне понимала, что тому причиной, да мне и неинтересно было.

Меня занимало совсем другое. Я снова, как и утром, чувствовала себя птицей, вырвавшейся из силков. Кузина Бонапартов сбежала! Сбежала вслед за мужем и никогда не вернется! Черт возьми, это хорошо звучало. Чем ближе мы оказывались к Тюильри и Пале Рояль, тем быстрее стучало у меня сердце. Я изнывала от нетерпения. Пусть даже я не найду в гостинице «Нант» никаких следов Александра (я готова была поверить, что он, упрямый и гордый, не оставил мне письма) и никаких зацепок, это меня не остановит. Я уже придумала, как поступлю: на улице Монблан живет граф де Буагарди, и он поможет мне найти Александра, потому что знает все укромные уголки, где могут прятаться роялисты в ожидании английского судна. Я уверена была, что он мне не откажет… и я найду Александра, чего бы это ни стоило! Ни в какие Белые Липы я не поеду. Я нагряну прямо к нему в убежище, и пусть он забирает меня в Англию — немедленно, без разговоров, потому что во Франции нашей семье, похоже, нет больше места. О том, что я могу остаться в одной стране с оскорбленным мною Бонапартом, я боялась и подумать.

— Вы заснули, похоже? Очнитесь! К вашей гостинице нельзя подъехать. Сделайте пару собственными шагов ножками, благородная госпожа!

Этот окрик привел меня в себя. Увлекшись составлением планов, я и не заметила, как миновали мы половину города. Коляска Клавьера остановилась перед тем проходом в Пале Рояль, который позволял пробраться к отелю «Нант». Я с облегчением воскликнула:

— Как хорошо! Мы приехали, наконец!

— Наконец вы это увидели, — уколол меня банкир. — Так что, не передумали заламывать руки среди опустевших комнат?

— Нет!

С лихорадочной быстротой я собрала свои вещи — сумку, перчатки, завязала у горла плащ. Потом оглянулась на Клавьера:

— Благодарю вас. Не так уж часто я вас благодарила, но сегодня вы совершили действительно достойный поступок…

— Ха-ха! Вам понравилось, что Клавьер был у вас кучером? Ну да, не каждая вертихвостка может похвастать подобным.

Не поддерживая подобную болтовню, я отворила дверцу и выпрыгнула из коляски на мостовую. Потом, зашагав уже было к гостинице, обернулась, когда уяснила, что он не спешит уезжать.

— Вы не должны ждать меня, сударь, — предупредила я, сделав шаг назад. — Я справлюсь сама и в Париже не потеряюсь, уверяю вас.

Он пожал плечами.

— Вас ждать? Что за бред? Вы сами еще будете гнаться за мной, когда здравый рассудок вернется в вашу временно поглупевшую голову. Я собираюсь лишь выпить чашку кофе поблизости, а уж никак не ждать вас.

Не дослушав его, я устремилась к гостинице. Он мог, конечно, делать все, что ему угодно, и как угодно меня оценивать, — это меня уже не касалось никак! Я чувствовала, что он проводил меня пристальным тяжелым взглядом, но не обернулась.

Хозяйка гостиницы, рыжая вдова Розен, была крайне недовольна тем, какую скандальную известность приобрело ее заведение после громкого побега роялистов. Когда она вспоминала об их шестинедельном пребывании, веснушки на ее лице сливались с багровым румянцем: эти шуаны, по ее словам, вели себя далеко не добропорядочно. Они показали себя как заядлые гуляки — пили, играли в карты, засиживались допоздна, а уж курили так, что прожгли ей несколько еще не старых ковров; слава Богу, что уличных женщин, которыми так богат квартал Пале Рояль, приглашали к себе не слишком часто. И, представьте себе, убежав, они поставили ее в крайне неловкое положение, потому что она, полагая, что шуаны задержатся, по крайней мере, до лета, отказывала в комнатах всем соискателям!

— Как же они смогли бежать? — спросила я, стараясь выведать подробности. — Ведь к ним была приставлена охрана?

— Была приставлена, конечно, да только не особо многочисленная! Разве можно было подумать, что люди в здравом уме способны так поступить с первым консулом? Ах, генерал Бонапарт! Терпение, которое он проявил к этим людям, граничило с ангельским!

Я прервала ее, потому что не хотела слушать славословия в адрес корсиканца. Гражданка Розен насупилась, краска подступила к самым краешкам ее чепца, надвинутого на веснушчатый лоб:

— Разумеется, я вас понимаю. Вы — жена одного из них, поэтому не хотите слушать ничего плохого…

— Я только хочу узнать, как им удалось обвести вокруг пальца охрану. И я оплачу вам… скажем, оплачу пропаленные ковры,