Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

Но чаще встречалось не сочувствие, а трагическое взаимное непонимание. Например, чиновники недоумевали, когда выяснялось, что у умерших от голода рабочих при себе была крупная сумма денег[804]. Это открытие только укрепило давние националистические стереотипы – образ скаредного «узбека в халате», который скорее умрет с голоду, чем расстанется с накопленными деньгами. Среди рабочих «Уралмаша» (Уральского завода тяжелого машиностроения) бытовала шутка, что аббревиатура от его названия, УЗТМ, расшифровывается как «Узбек, здесь твоя могила». Та же проблема упоминалась в отчете, поступившем из Свердловской области. Узбеки и таджики, по словам автора отчета, не ели рыбу, копченую колбасу, грибы, квашеную капусту и блюда из этих продуктов, поэтому часто прямо в столовой продавали основное блюдо русским рабочим. Торговля обедами и хлебом приняла внушительные масштабы. Дело было не только в непривычной пище. Как объясняет историк Вера Соловьева, многие среднеазиатские крестьяне впервые получали зарплату и надеялись накопить денег для семьи, чтобы, вернувшись домой, расширить свой участок. Начальник отдела кадров Нижнетагильского химзавода выразил широко распространенные представления, бессердечно заявив, что все узбеки и таджики все равно перемрут зимой[805]. Мемуарист М. М. Ковалевский, отметив, что рабочие, отчаянно искавшие спасения, порой неосознанно ускоряли собственную гибель, дал происходившему поразительное название – «невольный геноцид». Наибольшую ярость у Ковалевского вызывал тот факт, что руководители, знавшие, как ведут себя рабочие и чем это кончится, ничего не предпринимали[806]. На массовую смертность от голода, тесно связанную с издевательствами, спецификой пищевых привычек и надеждами на будущее, закрывали глаза; в лучшем случае эти факты приводили в замешательство, в худшем – вызывали националистическое презрение.

Рабочие из Средней Азии сталкивались не только с дурным обращением со стороны начальства, но также с агрессией и оскорблениями со стороны других рабочих. В отчете о положении рабочих из Средней Азии на угольных шахтах в Копейске Челябинской области, составленном для ЦК Коммунистической партии Киргизии в сентябре 1943 года, инспектор писал:

В прошлом году (ночью) одного нацмена на улице русские ребята избили до смерти, который был ни в чем не виновен.

Сапожник «Стройуправления» Абдукаримов днем шел в столовую, его встретили трое русских ребят и сильно избили, в это время другие русские, проходящие мимо, смеялись над ним, вместо того чтобы прекратить избиение.

10 сентября 1943 г. один рабочий-узбек ходил по базару, его двое русских избили палками, спрашивая его «кто тебе разрешил по базару ходить», он от них сбежал и этим спасся.

Об этих фактах знали прокурор и нач. шахты, но они никаких мер не принимали, знал об этом и горком партии, но никаких мер тоже не принял[807].

Летом 1943 года государство не только попыталось улучшить условия в самых проблемных местах и обеспечить рабочим привычную пищу, но и приняло отдельные меры против проявлений национализма или, как это формулировали в официальном дискурсе, антисоветских выпадов отсталых работников, не усвоивших элементарных представлений о национальном единстве народов СССР. Наиболее злостных нарушителей отдали под суд, и в назидание другим им вынесли суровые приговоры[808].

Борьба за труд

Через несколько недель после того, как немцы окружили Сталинград, Комитет праздновал небольшое личное достижение: ему удалось мобилизовать в разрушенный город и область первую группу из 750 человек, чтобы начать восстановление. Месяцы страшных бомбежек стерли город с лица земли, хотя среди дымящихся руин оставались тысячи мирных жителей[809]. Еще тысячу людей отправили отстраивать заново местный порт[810]. За весну для восстановления города приехали десятки тысяч квалифицированных и неквалифицированных рабочих, в том числе 20 000 только что мобилизованных девочек и женщин. В июне 1943 года Александра Черкасова сформировала женскую добровольческую бригаду, а вскоре к черкасовскому движению присоединились десятки тысяч девушек[811].

После победы под Сталинградом Красная армия постепенно продвигалась на запад, освобождая территории вдоль широкой прифронтовой полосы, протянувшейся от Орла на севере до Новороссийска на Черном море. Харьков был освобожден зимой 1943 года, в марте опять захвачен немцами и снова отбит. К марту освободили Воронеж и Ворошиловград в Донбассе. Летом 1943 года немцы начали наступательную операцию «Цитадель», стремясь расширить занятую ими территорию в окрестностях Курска. Советские войска заняли Орел на севере и Белгород на юге, а в августе разгромили немцев под Курском в ходе крупнейшего в истории танкового сражения – именно блестящую победу в битве на Курской дуге некоторые историки считают решающим переломным моментом войны. По радио прозвучало краткое сообщение от Сталина, в Москве победу отметили двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати орудий. Это были первые из более чем трехсот таких объявлений и салютов, сопровождавших впоследствии продвижение советских войск[812]. Осенью 1943 года Красная армия форсировала Днепр, выбила немцев с правого берега и освободила бо́льшую часть Украины. В ноябре 1943 года был освобожден Киев, а к декабрю – уже две трети оккупированной территории.

Заводы, выпускавшие вооружение, были завалены заказами, и им приходилось непрерывно наращивать производственные мощности[813]. Потребность предприятий на востоке в рабочей силе возросла тогда же, когда началось восстановление освобожденных городов. В каждой вновь освобожденной области в числе первых объектов восстанавливали электростанции, взорванные дважды – сначала Красной армией при отступлении, затем вытесненными с территории немцами. Для строительных работ на электростанциях по всей стране Комитет мобилизовал 18 000 крестьян из Казахстана, Татарии и Башкирии[814]. Эвакуированные заводы начали заново отстраивать в местах, откуда их вывезли[815]. Вслед за февральской инициативой, когда всех почтальонов-мужчин заменили женщинами, чтобы отправить мужчин на заводы, в июле и сентябре 1943 года Комитет провел две исключительно «женские» мобилизационные кампании. Женщин набирали для охраны предприятий, производивших вооружение и боеприпасы, и химических заводов[816]. Вскоре посты караульных на всех ключевых объектах, включая аэропорты, аэродромы и оборонные предприятия, занимали только женщины[817].

Большинство жителей оккупированных территорий радовалось освобождению, но до конца войны было еще далеко. Горожане и крестьяне, пережившие оккупацию и отказавшиеся сотрудничать с немцами, вели полуголодное, нищее существование[818]. Население было жестоко истреблено: геноцид, расправы, болезни, рабский труд. Выжившие стали для Комитета еще одним трудовым резервом. Из прифронтовой зоны начался настоящий исход трудоспособных подростков, женщин и мужчин постарше, мобилизованных Комитетом для работы как в ближних, так и в отдаленных регионах[819]. В июле 1943 года Комитет распорядился набрать 34 000 человек из недавно освобожденных областей и Казахстана, чтобы вновь открыть в Донбассе угольные шахты, взорванные, засыпанные и затопленные[820]. К осени