Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

обо всех находящихся в их ведении подростках, и оба органа обязались каждый месяц собирать данные о количестве потенциально подлежащих мобилизации[765]. Многие из этих трудных подростков, выросших среди взрослых преступников, принесли с собой в заводские общежития привычку к воровству и насилию, что вызвало жалобы других молодых рабочих. Комитет также начал мобилизацию призывников и раненых солдат, непригодных для отправки на фронт, но способных работать[766]. Наркомат обороны совместно с Комитетом решал, куда отправить непригодных к военной службе призывников[767]. За один только октябрь 1943 года 207 000 из них отправили работать на предприятия[768]. В следующие месяцы на предприятия в восточных регионах послали многих жителей Средней Азии призывного возраста[769].

Таблица 11. Количество людей, мобилизованных из городов и сельской местности на постоянную работу в промышленности, строительстве и транспортной сфере. 1942–1944 годы

Источник: Земсков В. Н. Организация рабочей силы. С. 4–5.

Главное изменение, произошедшее в работе Комитета, – смещение акцента с городов на сельскую местность, в том числе в среднеазиатских республиках, где крестьяне составляли значительную часть населения. В 1943 году сельские районы превратились в основной источник трудовых ресурсов для постоянной работы (см. Таблицу 11). Из почти 734 000 человек, мобилизованных на постоянную работу в 1942 году, только 23 % происходило из сельской местности, тогда как в 1943 году – уже 59 %, в 1944-м – 62 %. Количество мобилизованных тоже неуклонно и существенно росло. В 1942 году из сельских районов на постоянную работу мобилизовали 168 000 человек, в 1943 году эта цифра увеличилась более чем втрое – до 525 900 человек, в 1944 году – до 687 000 человек. Новая стратегия Комитета выкачивала трудовые ресурсы из деревни, разлучала сотни тысяч человек с семьями и вынуждала предприятия взять на себя заботу о новых работниках, приехавших издалека.

Мобилизация рабочих из Средней Азии

Трудно приходилось всем мобилизованным на работу вдали от дома, но в особенно тяжелом положении оказались уроженцы Средней Азии: они не говорили по-русски, им приходилось привыкать к другому климату и пище, к ним относились с унизительной предубежденностью. Таких рабочих, как и мобилизованных из Башкирии или Татарии, называли «националами» или «нацменами» (сокращение от словосочетания «национальное меньшинство») – термины, применявшиеся ко всем народам неславянского происхождения. Комитет и военкоматы вели мобилизацию среди уроженцев Средней Азии на протяжении всего 1942 года, но именно в октябре ГКО запросил наибольшее число работников для отправки на промышленные предприятия и стройки – 350 000 колхозников в возрасте от девятнадцати до пятидесяти лет из Казахстана, Узбекистана, Туркменистана, Таджикистана и Киргизии. Набор распределили между республиками, и за шесть недель местные призывные пункты должны были найти нужное количество рабочих. Партийным руководителям республик дали указание организовать массовые кампании, стимулирующие мобилизацию; к тому же предполагалось, что в каждую присланную колонну войдут местные партийные и комсомольские активисты. На сборные пункты людям сказали приходить с теплой зимней одеждой, собственным постельным бельем, простынями, кружками, ложками и запасом провизии на десять дней (который им должен был выдать их колхоз или Наркомат торговли). Их встречали и сопровождали уполномоченные от промышленных наркоматов, в распоряжение которых они поступали. Ввиду масштабов и значимости этого распоряжения для контроля над его исполнением назначили специальную комиссию, состоявшую из Н. М. Шверника, наркома обороны Е. А. Щаденко, заместителя наркома внутренних дел В. В. Чернышева и заместителя председателя Госплана Г. П. Косяченко. Мобилизованных рабочих следовало организовать в рабочие колонны по тысяче человек и распределить между наркоматами; почти треть предполагалось предоставить Наркомуглю, а остальных разделить между наркоматами путей сообщения, нефтяной промышленности, строительства, черной и цветной металлургии, химической промышленности и боеприпасов. Мобилизация затрагивала и другие группы: жители Средней Азии, отправленные на строительство железных дорог, должны были заменить 27 000 этнических немцев, которых, в свою очередь, планировалось перевести в лагеря НКВД. В последующие месяцы первоначальные планы расстановки сил изменились, и больше рабочих отправили на строительство, в том числе строительство электростанций. К марту 1943 года было принято решение о мобилизации в общей сложности около 351 000 человек[770].

По окончании этого первого масштабного набора Комитет продолжал поиск рабочей силы в Средней Азии. В мае 1943 года более 6500 жителей среднеазиатских республик были отправлены на оружейные заводы, где их использовали в основном на неквалифицированных, вспомогательных строительных работах. Ни одного мужчину – а многие были больны и не могли работать – не отправили на обязательную медкомиссию, прежде чем увезти из родного села[771]. В тот же месяц в Чкаловскую область прибыло множество узбеков, которых устраивали на неквалифицированные строительные работы, погрузку и разгрузку на железной дороге или на промышленные предприятия[772]. Еще тысячу отправили в Ивановскую область, где они работали на заводах, добыче торфа и электростанциях. Некоторых рабочих селили в приличные общежития, зато другие оказывались в бараках без воды, отопления, уборных, кроватей, поэтому заболевали. Как сообщил секретарь обкома партии Ивановской области, до 40 % рабочих, присланных из Средней Азии, болели малярией, и за четыре месяца умерло шестнадцать человек[773]. Более 15 000 узбеков отправили в Челябинск, главным образом на стройки. Рабочих не обследовали врачи, и многие болели пневмонией, туберкулезом, желудочными инфекциями. Тех, кому болезнь уже не позволяла работать, отправляли домой[774].

В январе 1943 года партийное руководство получило исполненное негодования письмо от киргизских шахтеров, работавших на Куйбышевской шахте в Молотовской области. Письмо, написанное в октябре и адресованное Верховному Совету Киргизской ССР, перенаправили в ЦК. Письмо, подписанное девяноста тремя рабочими, состояло из трех страниц жалоб, а в конце шли кое-как нацарапанные подписи и закорючки, поставленные людьми, которых не учили грамоте. Шахтеры, называвшие себя трудармейцами, входили в более многочисленную группу из ста пятидесяти киргизских колхозников, в начале мая 1942 года мобилизованных местными военкоматами для уборки шлака на шахте. «С момента прибытия нас на место работы, – писали они, – Управление шахты смотрит на нас как на самое последнее существо и отношение к нам на практике надо сказать как при феодальном обществе». Питались они отдельно от русских рабочих – им отвели специальную «узбекскую» столовую, где кормили в основном овощными очистками и мороженой картошкой, остававшимися от обеда в основной столовой. На смену осени пришла зима, а их одежда и обувь тем временем окончательно истрепались. В общежитии в комнатах, рассчитанных на десять человек, их размещали до тридцати, а спали они на голых досках без постельного белья. Рабочих мучили вши и клопы, но прачечной на шахте не было, как и мыла