Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман

– Завтра разберем. Папа с мамой Ладой будут отсыпаться, Мишель тоже не ранняя пташка, а мы с тобой побежим на пляж…  – горизонт озарил мертвенный свет молнии. Роза поежилась:

– Если завтра будет хорошая погода, – заметила девочка, – а если так и останется…  – она кивнула за окно, – то я займусь шахматами…  – Роза не показывала ни отцу, ни сестре фотографию Ника:

– Я его не просила прислать снимок, – она поняла, что покраснела, – он первый написал, что будет рад получить от меня фото…  – зная, что кузен тоже увлекается шахматами, Роза послала ему зимой несколько сочиненных ей этюдов:

– Он меня разгромил в пух и прах, – она скрыла улыбку, – но ему двенадцать, а мне всего девять…  – Роза привыкла к конвертам с лондонскими марками, с аккуратным, крупным почерком. Кузен собирался досрочно, как и его покойная мать, поступить в Кембридж, на физический факультет:

– Надеюсь, что Инге будет моим наставником, – написал Ник, – ходят слухи, что ему предложат возглавить одну из кафедр…  – Роза накрутила на палец прядь шелковистых волос:

– Ник не приезжал в Израиль, – пришло ей в голову, – но ему нельзя по соображениям безопасности. И семья тети Деборы не приезжала, – у нее опять заболела голова, – но они туда отправятся в следующем году, на бар-мицву Хаима…  – американских кузенов девочки видели только на фото:

– Ирена наша ровесница, – Роза поморщилась, такой сильной была боль, – ей тоже девять лет…

В комнате горел торшер. Сестра, водрузив на колени книжку, пыхтела над листом бумаги:

– Она отвечает Моше, – усмехнулась Роза, – она считает, что я ей завидую из-за кузена…  – Роза не хотела, чтобы Элиза знала о ее переписке с Ником:

– Она трещотка, каких поискать…  – Роза характером пошла в отца, – она разнесет новости по всей школе, а Ник засекречен и будет засекречен…

Элиза подняла серо-голубые, большие глаза:

– Фрида летом идет в армию, – заметила девочка, – интересно, как это, служить…  – Роза фыркнула:

– Как будто ты не знаешь. В кибуце все служили, наша мама была офицер. И вообще, – девочка потянулась, – делай алию, отправляйся в армию, за своим обожаемым Моше…  – Элиза вздернула нос: «Дура». Девочки никогда не дулись друг на друга дольше пяти минут:

– В любом случае, – примирительно заметила Роза, – в Израиле и без Моше хватает парней. Например, Эмиль Шахар-Кохав…  – Элиза отмахнулась:

– Они с Фридой поженятся после армии. Интересно, – оживилась девочка, – когда у нас появится племянник или племянница…  – Роза хихикнула:

– Держу пари, что сначала у Тиквы и Аарона появится Оскар. Ей всего восемнадцать, ей некуда торопиться…  – Элиза выпятила губу:

– Здесь ты права. Значит, у папы нескоро родится внук или внучка…  – девочка осеклась. Они знали, что отец не верит в гибель их старших сестер:

– Они пропали в СССР, их теперь никогда не найти. Им всего семнадцать, – вздохнула Роза, – они родились сразу после войны. Аннет и Надин, то есть Аня и Надя, если по-русски. Их назвали в честь Аннет Аржан и русской девушки, партизанки, похороненной в форте де Жу. Как Ирену назвали в честь мисс Фогель…  – Гамен, подняв голову, недовольно заворчал. Элиза ахнула:

– Роза, смотри! Нам в школе рассказывали. Это, кажется, шаровая молния…  – Элиза соскочила с подоконника:

– Роза…  – отчаянно закричала девочка, – Роза, милая, что с тобой…  – лицо девочки исказилось, зубы стучали, она болезненно выгнулась:

– Голова… – услышала Элиза, – голова горит…  – ореол темных волос потрескивал голубоватыми искрами. Истошно залаял Гамен, заплакала проснувшаяся Мишель:

– Надо стащить ее с подоконника…  – сестра словно прилипла к стеклу, – надо позвать папу…  – протянув руку к Розе, Элиза отдернула пальцы:

– Она бьется током, это электричество…

Мишель рыдала, стоя в кроватке. Гамен, оскалившись, встопорщив шерсть, скакнул вперед. Жалобно воя, собака полетела в угол. Окно звенело под напором ветра. Подхватив Мишель на руки, Элиза ринулась по лестнице на первый этаж пансиона: «Папа! Папа!».

К обеду Лада переоделась, достав из саквояжа скромное платье синего шелка, падающее ниже колена. Застегивая на шее нитку жемчуга, подарок мужа, она услышала ласковый голос: «Давай я». На женщину повеяло сандалом. Ловкие пальцы хирурга коснулись ожерелья, погладили строгий узел ее белокурых волос:

– Я бы никуда не ходил, – Эмиль прижался щекой к ее локонам, – я бы обошелся бутербродом с твоими припасами и бутылкой лимонада, но я тебе обещал обед…  – Лада кивнула:

– Ты устал, ты целый день возился с девочками…

Гольдберг запускал с двойняшками воздушного змея, плескался в прибое с Мишель, строил с ней песчаный замок и снабжал детей мороженым. Лада чувствовала себя неловко:

– Я весь день просидела в шезлонге…  – они взяли напрокат холщовую кабинку, – с вязанием и журналами…

Перед полуднем, разнежившись в тени, она прикорнула. Проснувшись, Лада обнаружила рядом аппетитно пахнущий пакет:

– Мы поели, – смешливо сказал муж, заглянув в кабинку, – а это для тебя. Жареная картошка и креветки…  – дома они не готовили свинину или кролика, но на отдыхе позволяли себе, как выражался Гольдберг, расслабиться:

– Девчонки любят и устрицы и креветок, – Лада хрустела солеными шкурками, – даже Мишель от них не отказывается…  – младшая дочь нырнула в кабинку:

– Мама строить замок, – Мишель еще картавила, – со мной и папой…  – Гольдберг подхватил девочку на руки:

– Мама читать журналы и отдыхать, – он пощекотал малышку, – мы с тобой потом покажем ей замок…  – Лада не говорила о таком с мужем:

– Мишель похожа на него…  – она проводила взглядом играющие золотом темные кудри, – у нее его очерк лица, его подбородок… Эмиль все видит, но молчит. И характером она тоже в него, упрямая…  – годовалой девочкой Мишель стучала кулачком по столу:

– Хочу! Хочу это…  – она тянула ручку к отцовской тарелке, – дай, папа…  – дочь рано начала говорить. Лада сначала думала отказаться от русского языка. Эмиль пожал плечами:

– Зачем? От Мишель не скроешь, что ты русская, весь поселок знает, что ты из эмигрантской семьи. Еще один язык никогда не помешает. Тем более, Роза им заинтересовалась…  – Мишель бойко болтала на двух языках:

– Она еще путается с грамматикой…  – улыбнулась Лада, – но ей только недавно исполнилось три года…  – дождавшись теплой погоды, они устроили в саду детский праздник. Из Льежа приехал небольшой кукольный театр. Они заказали торт со свечами и яркие воздушные шары:

– Мы с девочками сделали сладкий стол, – Лада опустила журнал на стройные колени, – все женщины говорили, что я хорошо выгляжу, намекали, что нам пора завести еще ребенка…  – она невзначай посчитала на пальцах:

– Шестой месяц пошел, с Рождества. Надо сказать Эмилю, он обрадуется…  – по словам льежского доктора, которого навещала Лада, все было отлично. Она до сих пор не призналась мужу в будущем малыше:

– Из суеверия, – подумала Лада, – я чего-то боюсь, только непонятно чего…  – она знала, что Эмиль обрадуется и мальчику и девочке:

– Хотя весь поселок ждет, что у него родится сын, – старые шахтеры, подмигивая Ладе, словно невзначай говорили:

– Вам принести топор домой, мадам Гольдберг. Топор в хозяйстве никогда не помешает…  – насколько знала Лада, муж пока ничего не замечал:

– Я поправилась, но немного…  – она незаметно коснулась расставленной талии платья, – он, наверное, думает, что это из-за праздников…  – Гольдберги отмечали и еврейские и русские праздники:

– Эмиль сам говорил, что невозможно столько есть, летом надо сесть на диету…  – Лада повернулась к мужу, – или он что-то понимает, я по глазам его вижу…  – темные глаза за привычным Ладе простым пенсне сверкнули смехом:

– Не делай из меня старика, – сообщил Эмиль, – мне год до пятидесяти лет…  – приподнявшись на цыпочки, Лада погладила седину на его